сопровождающийся пугающими снами и видениями. Однако чаще всего наблюдается осложнение на глаза – увеит, который приводит к утрате остроты зрения, повышенной светочувствительности или к слепоте. Поскольку после выздоровления вирус сохраняется в организме еще несколько месяцев, выжившие пациенты по-прежнему представляют угрозу для окружающих. Заражение может произойти через некоторые телесные жидкости: грудное молоко, сперму, вагинальные выделения, слезы и спинномозговую жидкость. Поэтому многие переболевшие Эболой страдают не только физически, но и эмоционально, потому что напуганное сообщество их сторонится. Часто переболевшие теряют работу, их избегают друзья и родственники, оставляют партнеры.

В 2014–2016 гг. страх перед Эболой усиливало отсутствие каких бы то ни было эффективных мер профилактики или лечения. В хорошо оснащенных больницах стандартное лечение заключалось в так называемом расширенном комплексе реанимационных мероприятий: искусственная вентиляция легких, гемодиализ, внутривенная регидратация, а также медикаменты для остановки диареи и облегчения боли. В Западной Африке от отчаяния пытались применять экспериментальные методы лечения, но результаты были неутешительными. Пробовали использовать: 1) экспериментальный биологический противовирусный препарат и антиретровирусный ламивудин – была надежда, что они остановят репликацию вируса Эбола; 2) статины, поскольку предполагалось, что они успокоят иммунную систему после заражения; 3) противомалярийное средство – производное 4-аминохинолина, которое потенциально могло сработать за счет не вполне понятных механизмов; 4) переливание крови от выздоровевших пациентов – в надежде на то, что антитела доноров усилят иммунный ответ у реципиентов. К сожалению, эти стратегии не помогали спасти или продлить жизнь, да и в любом случае поставки лекарств и расходных материалов были слишком малы, чтобы обеспечить массовое лечение.

Переход к человеку

Сегодня известно, что лихорадка Эбола – зоонозное заболевание, а его природные переносчики – фруктоядные летучие мыши из семейства крылановых (Pteropodidae), в которых вирус легко размножается, не вызывая заболевания животного. Переход инфекций из природного резервуара (летучих мышей) к людям – явление редкое и зависит от того, как люди используют лес и взаимодействуют с природой. Теоретически это может произойти из-за употребления в пищу мяса диких животных, когда люди, живущие в лесах, охотятся, разделывают и едят летучих мышей или других зараженных животных. Задокументировано несколько случаев таких переходов. Однако в Западной Африке пресса муссировала басни в колониальном духе о странных обычаях африканских аборигенов, которые приносят с охоты в джунглях летучих мышей, чтобы лакомиться запеченными крылышками и мышиным рагу. Эту версию о причине эпидемии приняли всерьез даже министерства здравоохранения пострадавших стран. В первые месяцы они потратили массу сил и средств, чтобы убедить деревенских жителей пересмотреть традиции национальной кухни во имя общественного здоровья. На этом обстоятельстве заострил внимание антрополог и врач Пол Фармер, работавший в группе экстренного реагирования в разгар кризиса. Выступая в связи с чрезвычайной ситуацией перед Конгрессом США, он подчеркнул: «Давайте задекларируем, что стремительное распространение лихорадки Эбола вызвано не 15 000 эпизодов поедания дичи в порыве буйства»{276}.

На самом деле вспышка, жертвой которой стал Эмиль Уамуно, формировалась куда более сложным путем. Чтобы разобраться в этом, нужно развеять другую легенду, окутывающую события в Западной Африке. Описывая лесной регион, ставший эпицентром эпидемии, пресса чаще всего прибегала к определениям «отдаленный» и «труднодоступный». Подразумевалось, что эта область покрыта практически девственным лесом и отрезана от крупных городов и остального мира. Подобные формулировки возникали из-за того, что появления Эболы в столицах – в Конакри (Гвинея), во Фритауне (Сьерра-Леоне) и Монровии (Либерия) – объяснялось передвижениями народа кисси. Поскольку лесная родина кисси простирается по всем трем пострадавшим от болезни странам, появилась версия, что кисси Эболу и распространяли, когда наносили родственные визиты, или, проще говоря, навещали родню.

На самом же деле лесные массивы всех трех стран были отнюдь не «труднодоступны». Наоборот, начиная с последних десятилетий XX в. все три страны были прочно интегрированы в мировые рынки благодаря плотным и частично дублирующим друг друга сетям торговли, инвестиций, горной и лесодобывающей промышленности и сельского хозяйства. Не случайно во всех трех странах, пораженных лихорадкой Эбола, бешеными темпами шла вырубка лесов и расчистка земель, чтобы удовлетворять международный спрос на лесные ресурсы. Самый доходчивый и наглядный пример – изготовление пальмового масла, с 1990-х гг. ставшее наиболее динамичной отраслью мирового сельского хозяйства, когда объем продукции утроился, а территории лесов Западной и Центральной Африки оказались важными центрами производства. В одной из книг, опубликованных в 2016 г., этот подъем, наряду с ростом производства сои, был назван «новейшей сельскохозяйственной революцией»{277}.

Масличная пальма изначально произрастала в Западной Африке, а именно в Гвинее, на что указывает даже научное название растения – Elaeis guineensis. Жители лесов давно использовали масличную пальму для производства лекарств, которые применяли местные целители; листьями покрывали крыши, делали изгороди, добывали ценную съедобную сердцевину, изготавливали из пальмы разнообразные кулинарные ингредиенты. Но под конец XX в. в ней разглядели новый потенциал, и появился проект полной вырубки лесов для создания монокультурных плантаций масличных пальм. Финансирование проекта осуществляли Всемирный банк, Африканский банк развития и Международный валютный фонд совместно с «партнерами» – правительствами трех стран-участниц. Выгодность нового проекта, сулившего хорошую прибыть, заключалась в том, что землей владели мелкие крестьяне, занимавшиеся натуральным хозяйством, и западноафриканские государства обязались просто согнать селян с их земли, на которой те трудились испокон веку, но юридически право собственности подтвердить не могли. Такое крупномасштабное огораживание, в некоторых источниках описанное как «захват земли», обеспечило плантаторов дешевыми и обширными посевными площадями, а в борьбе с крестьянами, воспротивившимися массовому отъему имущества, предпринимателям помогла армия. Выбор, оставленный согнанным с земель крестьянам, был невелик – уехать или наняться на плантации дешевой рабочей силой, поэтому они упорно сопротивлялись стремительному «развитию».

Местные власти были чрезвычайно заинтересованы в масличной пальме. В качестве товара пальмовое масло предназначалось для экспорта, что должно было сократить внешний долг и обеспечить приток валюты. Вовлеченные компании также получали значительную прибыль и щедро благодарили чиновников, которые содействовали их интересам и выступали посредниками в сделках. К тому же в рекламных буклетах, программных заявлениях и докладах отрасль позиционировала себя как экологичную, поскольку ориентировалась на выращивание местной сельскохозяйственной культуры, а также экономически прогрессивную, так как создавала рабочие места, и современную, потому что применяла новые технологии и управленческие практики. На все опасения у компании имелся ответ в том или ином документе. Плантации должны были обеспечить рабочие места, инфраструктуру, профессиональную подготовку и образование. По восторженным заверениям сторонников индустрии, пальмовое масло было не чем иным, как «жидким золотом», которое поможет развивающимся странам.

Реализацию перехода на монокультуру осуществляли крупные организации, такие как, в частности, основанная в Гвинее в 1987 г. гигантская компания по производству пальмового масла и каучука SOGUIPAH (Société Guinéenne de Palmier à huile et d'Hévéa). Она располагалась в Конакри и частично принадлежала государству. Агробизнес заинтересован в пальмовом масле, потому что у него широкий спектр промышленного и потребительского применения. Масло из пальмовых косточек идет в производство биодизельного топлива, а также используется в изготовления косметики, мыла, свечей, чистящих средств и смазочных материалов. Масло из мякоти плодов съедобно и востребовано в пищевой промышленности для производства маргарина, мороженого, печенья, пиццы и целого ряда полуфабрикатов. В домашней кухне оно широко используется для жарки. На сегодняшний день в половине товаров на полках супермаркетов пальмовое масло – важный компонент. Даже из оставшегося жмыха делают высокобелковый корм для скота.

Благоприятные политические условия Западной Африки, заманчивые для агробизнеса с точки зрения капитала, рабочей силы, земли и благосклонности правительств, привлекали таких плантаторов, как SOGUIPAH. Не менее значим был тот факт, что тропические леса, как, например, в бассейне реки Мано, обеспечивали масличной пальме оптимальные условия. Elaeis guineensis лучше всего растет и плодоносит при таких же температуре, влажности, ветре и почве, как во влажных тропических лесах. В совокупности все эти обстоятельства способствовали уничтожению коренных типов растительности ради получения пальмового масла.

Компании, производящие пальмовое масло, полностью преобразовывают ландшафт, с которым имеют дело, неблагоприятными для окружающей среды и здоровья населения методами. Сперва коренные леса уничтожают огнем и бульдозерами. На расчищенных землях разбивают большие плантации с монокультурой масличной пальмы. Вскоре стало появляться все больше публикаций о вреде производства монокультуры для общества, экономики и экологии западноафриканских стран. Против масличного бизнеса