— Тогда получается, о Юргене и Инге заранее знали? — сделал вполне очевидный вывод Сергей. — И что? Они, получается, не самоубийцы, а значит нужно дело пересматривать. Сами слышали — их ведь Тоуч на тот свет спровадил. Нельзя же на произвол судьбы такие вещи оставлять.

Фрол Карпович одобрительно покачал головой.

— Мысли верные, но не умные. Истинный суд это изначально учёл. Там не шутят, и не ошибаются, потому как видят всё насквозь. Ты прав — греха самоубийства нет на них, верно подметил. Других хватает, а этого нет.

— Но тогда почему не опросили? Почему Марек говорил, что Юрген в секторе для самоубийц?

— А он искал? Или попросту думал так? — бросил боярин, с насмешкой наблюдая, как вытягивается лицо подчинённого.

— Так это получается...

— Ага. Сглупил он, или побоялся у своего начальства спросить. Мог попросту даже не знать — такое тоже вполне допускаю. По низости чина и малоопытности. Это у меня с вами дерьмократия и панибратство, а там... — кулак шефа сжался, демонстрируя небывалую монолитность и стройность в иерархии смежников. — Вот!

Иванов усомнился в такой строгости, но, хорошо зная взрывной характер руководства, держал свои мысли при себе.

Шеф продолжал, теперь уже спокойно, даже чуть устало:

— Только без толку это. По возвращении дружок ваш доложил обо всём, кому следует. Там головы поумнее, не только табак курить и водку лакать способные. Оборотня, нашли, опросили. Вчера. И ничего не добились, кроме потешных россказней об «Ангеле Себастьяне» и баловства гнусного с девками непотребными под дурманом. И всё. Ингу тоже нашли, и тоже опросили. Дура дурой. Такую чушь несёт, что аж стыдно за род человеческий.

— Но нам почему не сказали? — инспектор по-прежнему не понимал такой ненужной секретности.

— А смысл? Вы гораздо больше убиенных уже знали. Да и ничего ценного выведать, как я тебе, дубине стоеросовой, сказал, не удалось. Так, для пустой болтовни отвлечься? Работали вы правильно, по делу. Антон меня в курсе держал.

Инспектор нахмурился: «Опять прав, пень старый. Не подкопаешься. Но слишком жёстко, слишком. Хотя, похоже, это не все сюрпризы на сегодня. Карпович — он ведь как шпионский сундук с семерным дном, и это только для видимости... Послушаю дальше».

— Ладно, — примирительно сказал Сергей. — Так — значит так. Не моё дело решения руководства обсуждать. А ещё вопрос имею: вот я там, при просмотре, плеть видел — это что такое?

— Печать, — наливая себе новую рюмку, буркнул шеф и принялся выбирать ломтик с икрой посочнее, считая свой ответ, похоже, вполне исчерпывающим. Однако мельком взглянув в непонимающие, удивлённые глаза подчинённого, боярин, грустно вздохнув, снизошёл до ответа. Как раз между водкой и тарталеткой. — Служебная Печать определённого чина может и не такое вытворять. Моя — способна. Твоя — нет. Понял?

— Ага... Хорошая вещь... Но вот с отрезанием ступни — перебор вышел, как по мне.

— По мне тоже. Но я и рта не посмел открыть по этому поводу. Со своим уставом в чужой монастырь, знаешь ли, не ходят. Пусть сами разбираются. Демонам демоново...

Так, по этой маленькой оговорке, подтвердились Серёгины догадки о личностях допрашивающих, о неуставных отношениях между Департаментом Управления Душами и аналогичными структурами Ада, о совместных мутных делишках и запутанных взаимных обязательствах. Ну и нормально, в здоровой и необременённой идиотизмом организации так и должно быть: работа шла своим чередом, без особого крючкотворства; родиной они, вроде бы, не торговали. Главное — эффективность. Остальное фигня.

— Что теперь с Тоучем будет? — спросил инспектор из любопытства. Не то чтобы его судьба плешивого слишком волновала, но ведь интересно же, как с ним поступят. Так... для общего развития.

Фрол Карпович задумался, словно что-то взвешивал на весах допустимого разглашения служебной информации, после ответил:

— Сложно сказать. Могут законопатить в такую дыру, что его предыдущее место пребывания райским садом покажется. А могут... — налил, выпил не закусывая, — и к делу приспособить. Последнее даже вероятнее всего.

— Это к какому?

— Он умный, ловкий, себе на уме — вон какие каверзы обстряпал в одиночку, аж завидно — одной болтовнёй... Тёртый, при нужде без мыла в любое гузно влезет. Просто с вами ему не повезло. Ну и не знал, что его всё одно всерьёз искать будут. Год прятался! При правильном подходе — незаменимая личность. Чудесный кандидат в провокаторы. Такие всегда нужны и дело им всегда найдётся. Мыслится мне, и ножку ему не просто так, ради назидания укоротили, а с умыслом... Не только власть показать, хотя куда ж без этого. Скорее для осознания своего места на шестке, чтобы себя не забывал... Знай! Такие Тоучи сильных любят, им в их тени жить легче. А чтобы не предавали без нужды — их иногда надо палкой охаживать для памяти, как пса цепного буйного. Получит по хребту — хозяина признает и руки лизать начнёт. Не получит, почует слабину — кинется без раздумий. А так на ножку свою коротенькую глянет — и сразу вспомнит — чьи в лесу шишки.

К тому же ещё одна мелочь мне подумалась: хроменьким доверяют больше, жалеют из-за их убогости. Не все, конечно, но многие. Думают подспудно — не сбежит, не на чем. И зря. Ещё в мои времена калек любили по кабакам пускать, чтобы дураков слушали да крамолу примечали. Или в нужных местах садили милостыньку просить да следить за кем следует. От увечий своих они умнели частенько. Работать в полную силу не могли, а умишко изворотливый от такой беды телесной приобретали. Так и тут. Нет! — закончил рассуждения начальник. — Точно к делу пристроят! Воспитают как надо, подучат малость и пристроят! Чую... Как бы с ним потом ещё и не встретиться... Слушай, отрок! Спроси чё-нить другое! Надоел ты мне с этим козлищем плешивым!

Иванов по изменившемуся настроению начальства опытно почувствовал — пришло время переходить от хоть и интересных, но, по своей сути, второстепенных вопросов к более важным. От просто к сложному, выражаясь истрёпанной всякими доморощенными коучами и блогерами, крылатой фразой.

Больше всего парня интересовало, чем именно он так лихо в Тоуча палил, как оно в нём завелось и что вытряхнули из опрошенных Юргена с Ингой про так и не задержанную Агилю Салимову? Адреса, пароли, явки? Не может быть, чтобы они не знали друг о друге ничего — сколько времени вместе тёрлись... Но последний вопрос Сергей оставил на самый конец беседы, вполне здраво полагая, что не стоит пока напоминать Фролу Карповичу о ненайденной сообщнице беглеца. Инициатива наказуема. Ещё искать её погонит — прямо сейчас, не дослушав и не доотвечав... С него станется.

Начал инспектор издалека:

— Как я понимаю, Элла вам всё рассказала? И про то, как я... непонятной энергией стрелял, тоже?

— Угу... — пробасил шеф, выбирая очередную тарталетку.

Складывалось впечатление, что всё внимание немолодого боярина поглощено этим процессом. Со стороны эти родственники пирожных казались одинаковыми, словно однояйцевые близнецы, но только на посторонний, непосвящённый взгляд. А разница, похоже, была, да и Фрол Карпович явно что-то знал про заметно полегчавшее блюдо с кусочками теста с икрой. Что-то такое, позволявшее ему придирчиво, с недоверием поводя пальцами над чёрными, матово блестящими шариками в рукотворном, смахивающем на ажурную корзинку для Дюймовочки, обрамлении, выбирать именно правильные тарталетки. Те, которые следовало съесть не до, не после, а исключительно в этот момент, в этой точке пространства и времени. Остальные, поначалу отвергнутые, оставались ждать своего часа на тарелке, с каждым разом всё более напоминая участниц местечкового конкурса красоты, сгрудившихся чуть в стороне от центра сцены и искренне, незамутнённо ненавидящие финалисток, которых по одной вызывает жюри под свет софитов и аплодисменты зала. И каждая при этом надеется, что следующим прозвучит именно её имя, и она из завидующей станет той самой, избранной, с презрением смотрящей на неудачниц с высоты нового Олимпа.