Абенир вскочил на свою колесницу. Его нетерпеливо ожидал оруженосец Эпрем. Вожжи щёлкнули. Колесница Абенира, скрипя колёсами, укатила под топот и фырканье лошадей.

— Господин мой и царь... — Бледный и суровый, приблизился Бецер. С ним было пятьдесят царских телохранителей. — Вот мы здесь, приказывай.

Царь с Бецером поднялись на колесницу и поехали кружным путём к подножью холма. Там ещё вскрикивала и звенела доспехами затихающая битва.

— Я иду, Янахан! — Оставив колесницу, Саул с копьём в правой и мечом в левой руке бежал к сражающимся эшраэлитам. С ним были Бецер и пятьдесят стражников.

— Отец, уходи! Не приближайся ко мне! — Янахан, отбиваясь, повернулся к показавшемуся впереди отряда Саулу. Но копьё пеласга пробило ему затылок, вошло через шею в рот и показалось наружу. Янахан умирал, грызя острие пелиштимского копья. Его стекленеющие глаза продолжали глядеть на отца.

Стрела вонзилась в левое плечо Саула. Сразу же другая стрела впилась ему в бок.

— Царь! Вон эсраэльский царь! — крикнул кто-то из пеласгов, указывая на Саула. — На нём царский венец, хватайте его! Кратос, господин мой, вон царь... — Тут его сразило эшраэльское копьё. Кратос не расслышал восклицания погибшего. Неудержимым страшным ударом он размозжил голову Абиро.

— А, это ты убил Полимена, собака! — топча труп Абиро, скрежетал зубами флотоводец. — Месть моя настигла тебя, слава Дагону!

Эшраэлиты падали один за другим. Подошёл большой отряд пелиштимских лучников. Десятки стрел полетели в последних упорствующих бойцов Эшраэля и в тех, кто карабкался по склону горы. Они валились с крутизны вниз головой. Из их спин торчали оперённые концы пелиштимских стрел.

— Бецер, уводи царя, — быстро проговорил начальник царских стражников, немолодой суровый Хаммуэль. — Он ранен. Подними его обратно наверх. Мы здесь задержим безбородых.

Пятьдесят эшраэлитов в отличных панцирях и шлемах, прикрывшись бронзовыми щитами, с копьями наперевес бросились на подходивших к этому месту многочисленных пеласгов, обрушившись на них как сильный кулак на морду свирепого буйвола. Пеласги от неожиданного напора попятились. Потом грозно заревели и кинулись всей массой с занесёнными секирами, копьями и мечами. Началась жуткая по жестокости и ярости, последняя схватка.

Бецер, подставив плечо, поднимал к вершине холма едва передвигавшего ноги Саула. Они с трудом взошли на крутой горб бокового склона. Смертельно раненный, бледный Саул остановился, отталкивая Бецера.

— Пока нас не настигли, — тяжело дыша, сказал он, — не начали терзать и глумиться, заколи меня.

Верный слуга, родственник и оруженосец, трясясь и плача, опустился перед Саулом на колени.

— Я не могу, господин мой и царь, — рыдал Бецер. — Не принуждай меня к преступлению. Я не могу посягнуть на помазанника божьего.

— Придётся самому, — пробормотал Саул, он взял меч двумя руками, повернув остриём к себе. — Отстегни мне ремень-то у панциря... ну? Где бы тут упасть...

Саул примерился и бросился на меч, уперев рукоять в камень.

Бецер наклонился к мёртвому. Погладил его по плечу, поцеловал бороду. Потом вынул свой меч, приставил себе под рёбра, к солнечному сплетению.

— Прощай, господин мой и царь... Вот я иду за тобой...

Когда царь и оруженосец оба были мертвы, из густого терновника вылез худой смуглый человек. Острые шипы изодрали его одежду. Морщась и облизывая царапины на руках, неизвестный прислушался к приближающимся звукам сражения. Он воровато глянул по сторонам и заметил царский венец, свалившийся с головы Саула.

Смуглый человек схватил золотой обруч с трилистником и спрятал в своих лохмотьях. Снова прислушался к крикам воинов, лязгу мечей и щитов. Пригнувшись, неизвестный побежал между кустами. Мелькнув на противоположном склоне холма, он исчез. А сюда уже поднимались победители-пеласги.

Оставшиеся в живых воины Саула бежали повсюду, бросая щиты и шлемы. Ужас охватил всех, будто оскаливший кровавые клыки демон смерти Азазиэл преследовал их вместе с полчищем пелиштимцев, занимавших и грабивших брошенные эшраэлитами города.

На холм, где покончил с собой Саул, поднялись пелиштимские князья. Пожилые, мрачные Анхус и Стихос, раненый, но самодовольно ухмылявшийся аккаронский князь Родарк и флотоводец Кратос. Их окружала торжествующая знать пеласгов, радостно восклицавших и весело потрясавших копьями. А простые воины, уже начали снимать с убитых панцири и шлемы, собирать оружие. Какие-то проворные черномазые мадианиты, которым разрешили купить для сидонских купцов одежду павших бойцов, раздевали трупы.

— Я потерял друга и побратима, — горевал Кратос. — Погиб Полимен... Но я настиг его убийцу и разнёс ему череп, как куриное яйцо... Теперь я женюсь на вдове Полимена прекрасной Алесо и буду растить его сыновей...

Князья уважительно поглядывали на могучего Кратоса, слегка завидуя ему. Кратос махнул своим воинам, к нему подвели совсем юного бойца из приближённых Янахана.

— Спросите, где здесь царь и его старший сын, — приказал флотоводец. — Укажет, получит жизнь и свободу.

— Говори, не бойся, — подталкивал поникшего головой юношу пеласг, знающий язык эшраэлитов. — Начальник сдержит слово, будешь свободен. А царю и сыну его уже всё равно. Души их в мрачном подземелье тоскуют по солнечному свету.

Юный эшраэлит указал на Янахана, лежавшего у подножья холма. Затем на Саула, навалившегося грудью на собственный меч.

— А, вот он, главный враг пеласгов, бывший погонщик волов, — язвительно произнёс Родарк, наступая башмаком на голову мёртвого царя.

— Стой, князь Родарк, не топчи, — вмешался Кратос. — Голова Саула должна быть выставлена в святилище Дагона. Жрецы набальзамируют её, подкрасят и подрумянят... Пусть все пеласги полюбуются на голову своего врага и обрадуются...

Покалывая сзади копьями, пригнали ещё троих пленных. Они подтвердили, что это царь Саул.

Кратос снял с мертвеца шлем. Схватив за полуседую густую гриву, отрубил голову мечом. Потом приказал обезглавить Янахана. Головы эшраэльского царя и его старшего сына положили в кожаные мешки.

— Скорей везите в Аскалон верховному жрецу Долону. Это подарок ему от всех нас в честь победы, — сказал Кратос.

Князья одобрительно покивали и посоветовали отвезти в храм мечи Саула и Янахана. Мечи следовало положить у ног главного бога, как знак его победы над Ягбе. К сожалению, изображения бога Эшраэля не существовало, чтобы повергнуть и его к стопам Дагона.

Голые, обезглавленные тела Саула и Янахана князья велели повесить на стене близлежащего городка Бет-Шана. Везти дальше было нельзя, солнце пекло, и мертвецы начали разлагаться.

Раненых пеласгов перевязали и отправили на повозках в лагерь, где их ждали искусные лекари. Раненых эшраэлитов добили. Начался сбор и вывоз оружия, доспехов, брошенных колесниц. Отловили лошадей; не сильно покалеченных бережно отвели в ближние селения, чтобы их там лечили, кормили и поили. Лошади стоили дорого, гораздо дороже людей.