Я не остановил. И не имею права её судить.

Сам планирую совершить бесчестное дело. Во имя чести. Чтобы сдержать слово. Парадокс? Да. Знаю, что бесчестно. Знаю о последствиях, но планирую. Не могу решить, что является большим нарушением порядка – убийство из-за угла или неисполнение обещания? Неважно. Это чистая теория. На практике – слово сдержу при любых обстоятельствах. Ради чужой, непонятной мне цели. Без информации о том, зачем и почему вынужден убить…

Стоп!

Вдруг понял, что задумал Ястребов…

Когда я обещал ему ликвидировать горбуна, готов был сунуть голову в какую угодно петлю, лишь бы вывезти Зарину. Логично. Суженное сознание. Как в туннеле. А следовало задуматься: почему именно я? Чем настолько хорош, что он дважды приезжал в ущелье? В горах сейчас сотни умельцев. Но он наверняка привёз собственного терминатора. Проверенного. А я понадобился для простой цели. Чтобы было на кого свалить смерть Алёша. Чтоб подставить: вот он убийца. С этой целью меня и обхаживал. Идеальная кандидатура. Бывший советский офицер. Человек Сангака. Лучше не найдёшь… Думаю, идея Ястребову пришла, когда я лаялся с Алёшем в штабе Народного фронта. На глазах двух десятков свидетелей. Ни одна собака не видела, как наедине мы беседовали мирно, чуть ли не дружески.

Вывод: живым мне не уйти. Грохнут либо на месте, либо на обратном пути. Причём исполнит тот же убивец, что ликвидирует Алёша. Так что делать-то? Слово назад не возьмёшь. Неважно, правдой или хитростью его выманили. Вынужден ехать в Калай-Хумб. Как поступить, решу по обстановке. Буду настороже.

Ну, а если останусь в живых?

Вернусь в Санговар. Я помогал Зухуру разрушать прежний порядок, обязан установить новый. Придётся принять ответственность за территорию. Кормить, поить местное население, менять ему плёнки. Ничего иного не остаётся, поскольку установил: могу не опасаться, что наведу индукцию, а следовательно – беду. Женюсь на Зарине. Не согласится – уговорю. Другого она все равно не найдёт. А я? Про любовь речи нет. Нам с ней не до любви – нам осталось лишь выживать. Хотя кто знает… Возможно, старик-гадальщик был всё-таки прав насчёт того, что найду золото.

Шестнадцать часов тридцать две минуты.

Наверху лязгает в петлях замок. Дверь распахивается. Слышна возня – в курятник что-то втаскивают. Волоком. Два голоса. Узнаю: оба урки. Оба – средней гнусности. Тот, что постарше, – Пивзавод. Молодой – Хол.

Молодой:

– Ногами или головой?

Пивзавод:

– Как несли, так и опустим. Зачем человека зря беспокоить?

– Голову повредим…

Пивзавод, авторитетно:

– Если ноги переломает, думаешь, спасибо тебе скажет?

Шорох. Сыплется мелкий каменный сор. В люк свешивается голова.

Голос Пивзавода:

– Толкай.

Шорох. Камешки. Голова сползает ниже, появляются плечи. Урки подселяют ко мне нового соседа.

Шорох. Плечи спускаются ниже, голова вяло болтается. Сосед определённо без сознания.

Шорох. Тело сдвигается вниз до поясницы.

Голос старшего командует:

– Отпускай.

Шорох. Сосед соскальзывает в свободное падение. Ступни, скользнув по краю лаза, в полете слегка заваливают тело. На долю секунды тело вытягивается в полете. Голова ударяет в пол. Тихий треск. Будто тонкая фанера проломилась под каблуком. Туловище оседает. Раскинувшиеся в полете ноги разворачивают его вправо. Тело сваливается набок. Одна из ног шлёпается на одеяло, которым укрыт Олег.

В лаз вновь свешивается голова. Судя по голосу, это молодой, Хол:

– Эй, Пивзавод, в яме кто-то есть.

Старший, авторитетно:

– Это корреспондент.

– Нет, ещё один.

– Значит, тот, кого ты сам сбросил.

Хол:

– Третий есть.

В светлом квадрате напротив силуэта Хола появляется второй:

– Темно, не видно… Эй, ты кто?!

Отвечаю машинально:

– Прыгай сюда, узнаешь.

Абсурд! Одичал в погребе настолько, что завожу диалог с подонками.

Пивзавод удивляется:

– Эй, Даврон! Как сюда попал?

Молодой:

– Оказывается, и таких зверей ловят…

Захлопывают решётку, запирают на замок. Уходят. Слышно, как навешивают замок на дверь курятника.

Достаю зажигалку. Вспыхивает огонёк. Труп лежит посреди камеры неаккуратной кучей. Результат вертикального падения на голову. Семь шейных позвонков точно штырь проломились в череп и разрушили мозг. Мой новый сосед умер моментально. Расслабление всех мышц бросило обмякшее тело на землю с абсолютным презрением к анатомии. Живого человека этак не уложишь. Шея отсутствует. Полностью ушла в черепную коробку. Голова лежит на плечах, как арбуз на кухонном столе.

Огонёк гаснет. В темноте переворачиваю мертвеца на спину. Вновь щёлкаю колёсиком зажигалки и вглядываюсь в лицо, распухшее от побоев. Опознаю по залитой кровью бородке, которая в свете газового пламени предстаёт чёрной. Это Гадо. Расплатился за подлый проступок. Система наказала его тем же способом, каким он нарушил порядок.

Складываю вместе раскинутые в стороны ноги. Вытягиваю руки вдоль тела. Подтаскиваю труп к телу Олега, размещаю рядом. Накрываю своим одеялом. Мне оно ни к чему. Коротать время в обществе двух покойников мне не придётся.

Гадо крупно ошибся. Размечтался: «Гург – мой человек. Сделает, что скажу». В реальности Гург расправился с ним тотчас же, как вернулся. Теперь – моя очередь. Пора готовиться к торжественной встрече. Тридцать секунд – на сборы. Плюс минут десять на то, чтобы просто пожить. Пока жив.

Засекаю время. Шестнадцать часов тридцать шесть минут.

Цепляю на пояс кобуру, достаю пэ-эм. Извлекаю обойму, выщёлкиваю два патрона. Необходимо защитить уши. Выстрел в тесном погребе лишит слуха надолго. В худшем случае – навсегда. В стрелковых тирах, когда нет специальных затычек, народ вставляет в уши отстрелянные гильзы от «макарова». Снаряженный патрон должен защитить не хуже. Вставляю увесистую затычку в правое ухо. Левое оставляю свободным, чтобы слышать, что происходит наверху. Возвращаю магазин на место, передёргиваю затвор. Я готов. Жду.

Никогда не боялся погибнуть. Всегда верил, что выберусь из любой ситуации. На этот раз шансов нет. Логично. Система сбоев не даёт и для меня исключения не сделает. Жаль, не успел ничего исправить…

Шестнадцать часов сорок восемь минут. Распахивается дверь кладовки. Судя по шагам, входят несколько человек. Сколько именно, пока определить невозможно.

Визгливый голос спрашивает:

– Оружие у него есть?

Черт возьми, это Рауф! Выполз, мерзавец, на волю. Не Гадо ли его выпустил?