– Но если они считают, что мы умерли, – возразила Алис, – с чего им нас искать?

– Сейчас это может быть и так, petite, но когда Бональ не вернется, Видаль отправит кого-нибудь его искать и обнаружит, что мы исчезли.

– Тогда вам нужно поторапливаться, – твердо сказала мадам Буссе. – Алис, мы с тобой сядем тут, и ты пока расскажешь мне про жизнь в Ситэ. К сожалению, до сих пор мне ни разу не представилось возможности там побывать.

– Идем, mon coeur, – произнесла Мину, обращаясь к Питу. – Чем раньше мы выйдем, тем скорее вернемся.

Услышав это ласковое обращение, ее тетка вскинула брови.

– А Пит что, теперь твой муж? – простодушно поинтересовалась Алис.

– Пока нет, – засмеялась Мину, обнимая сестричку. – Но мы очень надеемся в скором времени пожениться.

Валентин. Не лучший выбор при рукоположении. Имя итальянского мученика, а не французского, и праздник тоже в феврале. В Англии, где ересью отравлено все и вся, его считают покровителем влюбленных.

Голоса в моей голове теперь спят, но в комнате и без них слишком много желающих поговорить. Солдаты и пьяная нянька, от которой разит элем, угодничающая и заискивающая.

Время рождаться и время…

К моему лбу прижимается чья-то ладонь.

– У нее лихорадка, монсеньор.

– Я вижу.

Валентин говорит, и ему повинуются. Как такое возможно? Разве это не мои владения? Без меня он ничто. У него нет здесь никакой власти. Никакого влияния. Он – не возлюбленный Господа. Господь не говорит с ним.

Но когда-то ведь он любил меня, разве не так?

Существо в моем чреве пытается убить меня. Я чувствую, как оно извивается у меня в животе. Суккуб, высасывающий из меня жизнь.

– Я вернусь при первой же возможности, чтобы проведать госпожу Бланш. Господь не лишает Своей любви скорбных разумом.

Он думает – я его не слышу. Не слышу его лживых и лицемерных речей. Это честолюбие гонит его прочь, а вовсе не служение Господу.

Я слышу шаги. Он уходит. Солдаты тоже уходят. Еще мгновение, затем и отвратительное зловонное дыхание няньки удаляется тоже.

Она враг, приставленный мучить меня.

Голоса начинают перешептываться. Быстрее, Бланш. Действуй, Бланш.

Я чувствую, как истекаю под простыней кровью. Это Бог шевелится внутри меня. Его кровь пролилась за нас, в искупление наших грехов.

Время ломать и время строить, время…

Нет, не так.

Я поднимаюсь. Иду по комнате. Мне не нужны одеяния из парчи и атласа, ибо со мной Господь. И у меня есть все, что мне нужно. Солдаты не осмелились обыскать меня, а Валентин теперь брезгует до меня дотрагиваться. У меня остались при себе мои четки и мой нож.

Вниз, вниз по винтовой лестнице в огненные палаты леса, где ждет Мину Жубер.

Деревня Пивер

– Приводи всех мужчин, кого только сможешь собрать, – сказал Беранже. – Нам понадобятся лошади и телеги. Везите ведра для песка. Мы можем затушить возгорания, разобраться с ними по одному.

– Сделаю, – кивнул Лизье. – Сказывают, жуткие вещи творятся. Поля Кордье нашли со свернутой шеей, в лесу много человек погибло. Двое гвардейцев со страху на рассвете дезертировали и прибежали в деревню. Говорят, хозяйка-то совсем умом тронулась. – Он покрутил головой. – Ладно, придет Гильом – расскажет нам, что и как.

Несмотря на спешку, Беранже остановился:

– Друг мой, у меня скверные новости.

Глаза старика затуманились.

– Мой племянник? Мой Гильом – один из тех, кто погиб?

Беранже положил руку Лизье на плечо:

– Он погиб, защищая других. Он был отважный юноша.

– Да, что есть, то есть.

– Ты должен им гордиться, Ашиль. Он спас других ценой своей жизни.

По морщинистой щеке Лизье скатилась слезинка.

– Неправильно это, когда старики переживают молодых. Они все поумирали раньше меня.

– Я знаю, каково это.

На мгновение два старика притихли, вспоминая тех, кого потеряли. Старые ветераны, они оба сражались в итальянских кампаниях и схоронили немало боевых товарищей. Потом Лизье утер глаза, размазав по лицу сажу, и распрямил плечи.

– Я соберу всех, кого смогу, и женщин с ребятишками тоже. Довольно зла Брюйеры причинили Пиверу. Мне ли этого не знать. Пора положить этому конец.

Замок Пивер

Никем не замеченные, Мину с Питом пробрались сквозь маленькие каменные ворота в стене замка и, миновав огород, очутились на нижнем дворе.

За дверью старого дома послышались шаги, и Мину с Питом затаились и стали ждать, однако никто не вышел, и дверь осталась закрытой. Время от времени в небе над замком появлялся серый дымок, но ветер уносил его прочь.

Мину подумала, что для разгара утра во дворе подозрительно безлюдно, и задалась вопросом, известно ли уже челяди о пожаре или нет. Впрочем, им с Питом это было на руку. Они двинулись дальше, настороженно ловя каждый шорох и стараясь держаться в тени.

Вскоре их заставил остановиться еще один звук; на этот раз он, судя по всему, доносился из цитадели. Мину и Пит поспешно нырнули под высокое крыльцо и подождали, пока шум не утих, затем бросились к небольшой каменной арке, соединявшей хозяйственный дворик с нижним двором.

– Отец сказал – на главном дворе тут у них что-то вроде рыночной площади. Вдоль стен ремесленники и булочники продают с лотков хлеб и ткани. Если повезет, нам, возможно, удастся затеряться среди всех этих навесов и прилавков.

– А он неплохо осведомлен.

– Он сказал, что слышал торговцев, но по большей части все его сведения от его ученика, Гильома.

Пит остановился:

– Гильом погиб, любовь моя. Вчера вечером я нашел его в лесу заколотым.

– Ох. – Мину некоторое время молчала. – Как же мне жаль Жанетту. Она с такой радостью говорила о том, как они будут жить вместе. И так гордилась тем, что он выучился читать и писать на французском. – Девушка покачала головой. – И моего бедного отца тоже жаль. Он прикипел душой к этому юноше.

– Я могу сообщить ему эту новость.

– Нет, я сама. – Мину покачала головой. – Я расскажу ему, когда момент будет подходящий.

Еще несколько шагов они прошли в молчании.

– Даже если нам удастся пробраться мимо стражников, ты придумал, как мы попадем в саму темницу? Камера будет заперта, а дверь рассчитана на то, чтобы выдержать любой штурм.