приподнял его лицо, все еще обхватывая голову полотенцем с обеих сторон, внимательно посмотрел на эту каплю, а потом наклонился и поцеловал его в нос, убирая ее губами. Что-то неопределенное мелькнуло в его темных глазах. Мгновение спустя пират уже покрывал невесомыми поцелуями все лицо эрландеранца, то ли правда убирая таким образом еще не высохшие капли дождя, то ли еще что. Сильвенио стоял, закрыв глаза и послушно запрокинув голову, и никак не реагировал на волну этой внезапной нежности. Щеки у него горели, озноб быстро прошел, изгнанный произрастающим откуда-то изнутри теплом. Тогда он был искренне уверен, что это просто первые признаки поднимавшейся температуры. Рассматривать другие версии ему не хотелось.

– Зачем вы это делаете? – спросил он, когда варвар отстранился.

– С каких пор мне нужна причина, чтобы целовать тебя, пташка?

– Нет, я… – Он открыл глаза и посмотрел на него. – Я имею в виду, зачем вы так себя ведете? То бьете меня, унижаете, то целуете вот так… словно я и вправду вам дорог… Это так странно. Я совсем вас не понимаю. Почему вы делаете это? Почему вы так противоречивы?

Аргза закончил вытирать его волосы и вернул полотенце обратно в ванную.

– Потому что я так хочу. Вот и все. Если ты меня злишь и мне хочется тебя ударить – я бью. Если мне хочется тебя поцеловать – целую. Если хочется затащить тебя в постель – делаю это. Что непонятного? Я поступаю сообразно своим желаниям.

– Вот как…

Честно говоря, Сильвенио ему даже немного завидовал. Он никогда не делал то, чего ему хотелось, а если и делал, то скорее в виде исключения, чем правила. В детстве он делал то, что говорили родители или предписывали книги. О жизни после десяти лет и говорить не стоило: у рабов желаний никто не спрашивает. Когда же его мнением или желаниями интересовались, это все равно неминуемо означало, что он должен выбирать лишь из того, что ему предложено. Или из того, что подразумевалось, даже не поизнесенное вслух: он должен был угадывать чужие желания.

На этом сон закончился. Сильвенио проснулся в своей кровати, в штабе миротворцев на Эль-Вирате, и до самого рассвета больше не мог заснуть. Он лежал, свернувшись в клубок, и все никак не мог отделаться от накатившей вдруг грусти. При мысли об Аргзе сердце отчего-то тоскливо сжималось. Ясная звездная ночь за окном, просторная светлая комната, мягкая кровать, запах мяты, неизвестно как наполнивший комнату, – все вдруг показалось ему чужим.

Утром того же дня, за завтраком в общей столовой, Мартин, который выглядел необычайно хмурым, поставил его в известность:

– Знаешь, а ведь Паук призвал на службу еще почти триста кораблей. Я и не подозревал, что их у него так много. Он послал все силы на твои поиски. Несколько десятков, как я слышал, уже находятся в опасной близости от Эль-Вирата – правда, пока ни одного не замечено непосредственно в этой системе, но до этого, похоже, недалеко. Хуже всего, что Паук, судя по сообщениям от других наших штабов, дал приказ обыскивать и посольства миротворцев. Нам нельзя оставаться здесь надолго. Однако поспешный побег может навлечь подозрения. Думаю, мы можем пока подыскать тебе жилье где-нибудь подальше от города и попросить местных сохранить твою личность в тайне. У нас с ними достаточно хорошие отношения, должно получиться.

Сильвенио, еще не отошедший от сегодняшнего сна, чуть заметно вздрогнул при упоминании Паука. И тут же пришла несколько неуместная мысль: он ведь теперь с Мартином, который тоже, наверное, далеко не всегда делает то, что хочется, а значит, они с Мартином на равных. Это было приятно… и немного грустно. Получается, у порядочных людей ни при каком раскладе не может быть в жизни полной свободы. А у непорядочных… Нет, определенно в этом мире не существовало никакой справедливости.

– Я не могу подвергать опасности жителей, – возразил он. – Они ведь меня даже не знают…

Мартин, казалось, о чем-то напряженно раздумывал.

– Не то чтобы я тебя не понимал… Но, Сильвенио, это ведь неразумно. До тех пор пока Паук не успокоится и не прекратит поиски, ты не можешь считать себя в безопасности. А значит, тебе нужно скрываться, и в одиночку ты этого сделать не сможешь. Разумеется, я останусь с тобой, пока ты сам меня не прогонишь. Тем не менее моей помощи может оказаться мало. Если я правильно понимаю дальнейшие наши перспективы, то нам придется часто заручаться поддержкой местных, потому что иначе, как бы хорошо мы ни прятались, нас в любой момент могут выдать. Мы не справимся одни.

Сильвенио, не отвечая, устремил взгляд в окно, рассеянно помешивая ложечкой сахар в чае. Беспричинная грусть продолжала царапать его изнутри. На лице до сих пор горели фантомные поцелуи Аргзы. Ему было неловко от безграничной преданности Мартина, готового пойти с ним куда угодно без лишних вопросов. Он размышлял о предстоящей жизни в бегах. О необходимости покинуть эту прекрасную планету – может быть, навсегда.

– Сильвенио, – продолжил Мартин уже мягче. – Не переживай. Я думаю, все закончится довольно скоро. Нам только нужно убраться подальше из зоны поиска, а дальше Паук скоро устанет и сам, я уверен. Не может же он искать одного сбежавшего раба вечно. Наверняка по прошествии времни он решит заняться более важными делами. И потом… мы еще можем добраться до Эрландераны. Правда, нельзя использовать корабли миротворцев: высока вероятность, что Паук на всякий случай отслеживает все наши перемещения. Но можно попробовать долететь туда с пересадками, на каких-нибудь неприметных туристических кораблях. Так будет гораздо дольше, но и безопаснее тоже. Я бы сказал, это вполне реальный шанс. Пусть даже это займет годы, и все же…

Сильвенио снова не ответил. Чай уже совсем остыл, столовая почти опустела – миротворцы привыкли завтракать вместе. Он не знал, чем они занимались в свободное от дипломатических миссий время, и, к своему стыду, обнаружил, что до сих пор этим даже не интересовался. Большую часть дня остальные миротворцы где-то пропадали. Вероятно, творили свои бескорыстные добрые дела? Переводили старушек через дорогу, покупали детям конфеты и воздушные шарики, приносили игрушки в детские дома, кормили бродячих животных, предотвращали уличные драки? Делали мир чуточку лучше всеми возможными способами? Он не знал и боялся спрашивать: слишком велико оказалось бы его разочарование, если бы это было не так.

– Сильвенио? – Голос Мартина стал несчастным. – Ты меня слушаешь?

– А? Да, Мартин, я слушаю тебя, прости. Просто задумался…

Тот проницательно вгляделся в его лицо. Сильвенио, смутившись, решил прикрыться хотя