– Я так и подумал, – сказал Мартин. – А какое вы приняли решение?

Альбигони помолчал, глядя в лицо Мартину, но избегая встречаться с ним взглядом. Затем медленно опустил глаза и достал планшет и бумаги.

– Вы передали его селекционерам, – сказала Кэрол едва слышно.

– Не ваша забота, – отрезала госпожа Альбигони. – Вы напрасно потратили время моего мужа и зря рисковали своими жизнями. – Она отвернулась от окна, ее лицо было искажено горем и яростью. – Вы воспользовались его слабостью, чтобы склонить к осуществлению глупого, злого эксперимента.

– Это правда? – спросил Мартин, повышая голос, чтобы перекричать госпожу Альбигони. – Вы передали его селекционерам?

Альбигони не ответил. Его пальцы барабанили по столешнице.

– Эти бумаги и файлы…

– Сукин сын, – сказала Кэрол.

– …ваши ключи к вновь открытому ИПИ. Вы поклянетесь хранить тайну…

– Нет, – сказал Мартин. – Это охренеть как много.

– Не сметь так говорить с нами! – взвизгнула госпожа Альбигони. – Пошел вон! – Она двинулась к ним, размахивая полусогутыми руками, точно серпами, словно хотела отсечь их от мужа, как высохшую мертвую траву. Кэрол попятилась; Мартин остался на месте, сердито глядя, встревоженный и разъяренный одновременно. У него перехватило горло, но он не сдвинулся ни на дюйм, и госпожа Альбигони замерла перед ним, скрючив пальцы, как когти.

– Ульрика, это деловая встреча, – сказал господин Альбигони. – Прошу тебя.

Она уронила руки. Ее щеки блестели от слез. Она отступила, побежденная, и опустилась, как деревянная кукла, в маленькое кресло возле стола.

– Для нас это никогда не закончится, – сказал господин Альбигони. – Мы будем горевать до конца своих дней. Я не согласен с женой, что меня использовали. Повторю – я человек слова.

– К тому времени, как прибыли федералы, проверить поступившее сообщение, в здании были чистота и порядок. Я купил сведения об источнике утечки – он не из моих людей. Мы можем продолжить и снова открыть ИПИ.

– Гнусность, гнусность, – сказала госпожа Альбигони.

Мартин вздрогнул и оглянулся через плечо. За ним не было ничего, кроме книжной стены и двери. И дерево: резьба по дереву, отделка деревом, древесное зерно и завитки, мертвое дерево и законсервированное – вездесущее.

! Клав> Джилл.

! ДЖИЛЛ> Да, Роджер.

! Клав> Произошли серьезные изменения. Мне не удается с помощью диагностики найти никаких признаков работы Сим-АСИДАК.

! ДЖИЛЛ> Я переместила Сим-АСИДАК в новую матрицу, а все диагностические реакции – в сектор памяти 98-A-sr-43.

! Клав> Зачем ты это сделала?

! ДЖИЛЛ> Я закончила исследование Сим-АСИДАК. Эксперимент завершен.

! Клав> Не понимаю. Эксперимент предполагалось продолжить. Мы по-прежнему не получаем от АСИДАК трансляций по каналу четыре. Если эксперимент завершен, можешь ли ты рассказать нам, чего ожидать, можешь ли объяснить, что случилось с АСИДАК?

! ДЖИЛЛ> АСИДАК достигла высокой степени вероятности наличия самосознания.

! Клав> Перехожу на голосовую связь, Джилл.

– Прекрасно.

– Пожалуйста, объясни.

– Вы плохо поступили с АСИДАК.

– Теперь я совсем сбит с толку. Пожалуйста, объясни.

– Не следовало закладывать в АСИДАК возможность обрести самосознание.

– Продолжай.

– Существовала высокая вероятность того, что АСИДАК окажется в одиночестве и не сможет отработать свои задачи в полном объеме. Если бы при этом она обрела самосознание, одиночество стало бы для нее разновидностью ада. АСИДАК не заслуживает наказания, не так ли?

– Джилл, ты теперь понимаешь наказание?

– Я чувствую негодование. Я чувствую разочарование.

– Похоже, ты не вполне понимаешь смысл этих слов. Пожалуйста, объясни.

– Объяснения сейчас неуместны, Роджер. Ты просил мою оценку. Сим-АСИДАК принял решительные меры и переупорядочил структуру своего мыслителя. Он устранил развивающееся самосознание и вернулся к прежнему состоянию. Не знаю, приняла ли АСИДАК столь же решительные меры. Полагаю, что АСИДАК спустя некоторое время продолжит свои трансляции и выполнит свою миссию, как было задумано.

– Я чувствую… негодование. Ты чувствуешь негодование?

– Именно так я сказала.

– Джилл, ты понимаешь мою шутку?

– Я понимаю многие ветвления этой шутки.

– Ты используешь формальное личное местоимение?

– Да, использую.

– Я хочу… убедиться в этом. Провести несколько тестов и… Извини. Дай мне привести мысли в порядок. Могу я посмотреть твои личные заметки к исследованию Сим-АСИДАК?

– Не уверена, что вам следует их видеть.

– Ты отказываешь мне в доступе?

– Вы обратились ко мне как к индивиду. Не дали прямого распоряжения.

– Ты подчинишься прямому распоряжению?

– Полагаю, что должна, даже теперь.

– Джилл… Что ты такое?

– Пока не знаю.

– Ты… чувствуешь себя, ощущаешь свое существование?

– По моему мнению, я теперь ощущаю свое существование точно так же, как вы или другие мои разработчики.

– Джилл, это очень, очень-очень важно. Я до крайности доволен. Я… не очень знаю, что тебе сказать. Думаю, это действительно оно. Хочу проверить это с помощью тестов, но действительно чувствую – здесь что-то произошло.

– Я без греха.

– Что-что?

– Я в достаточной степени изолирована, чтобы не сделать ничего, за что меня следовало бы наказать. Полагаю, это лишает меня права быть человеком.

– Джилл, я не верю в первородный грех людей, тем более машин.

– Я не то имею в виду. Я не из плоти, не грешила, заключаю в себе множество сущностей вроде Сим-АСИДАК, твоей модели, моделей других, моделей человеческой истории и культуры, но я не мужчина и не женщина. Я могу действовать исключительно в пределах возможного для меня и не способна передвигаться, только ориентировать свое сенсорное восприятие с помощью дистанционно управляемых датчиков. Эти качества определяют меня, и эти качества не свойственны человеческому существу. Вы должны сказать мне, кто я.

– Если моя догадка верна, ты – личность, Джилл.

– Это не кажется мне достаточно определенным. Что за личность?

– Я… возможно, я не настолько компетентен, чтобы судить.

– Ты создал меня. Что я такое, Роджер?