Но аварийный выход тоже заблокировали – оттуда лезла милиция.

Торн закашлялся, рассудок неожиданно захлестнуло страхом, мощным и неодолимым, как желание чихнуть. Таково воздействие пугающего газа: хочется забиться в угол, скорчиться и сидеть очень тихо. Но Торн пересилил себя. Схватил стул, поднял над головой, готовый встретить набегающих милиционеров.

Но в мгновение ока, не успев понять как, очутился на коленях, а потом и на четвереньках, а милиция колотила дубинками – умело, аккуратно, чтобы наставить синяков, но не сломать ни единой важной кости и внутренние органы не отбить.

Краем глаза он заметил, как группа милиционеров набросилась на гнилозубую женщину, лупя во всю мочь, будто стая разъяренных ворон.

Дожидаясь, когда «певец» закончит строить себя, управляющий разум игриво копался в многослойной памяти своих предыдущих перерождений.

Управляющий разум не был локализован в одной черной машине – тогда орган, концентрировавший опыт и знания ингибиторов, был бы слишком уязвимым. Но когда их рой слетался к месту, требующему зачистки, – как правило, объему пространства не больше нескольких световых часов в поперечнике – из множества недоразумов формировался единый, распределенный по множеству составляющих разум. Происходящее со скоростью света общение связывало косные элементы, и по ним распространялись неторопливые, обстоятельные мысли. Быстрая обработка информации поручалась отдельным элементам. Глобальные мыслительные процессы по необходимости протекали медленно – но этот недостаток ингибиторам особо не вредил. Они никогда в своей истории не пытались соединить отдельные элементы сверхсветовой связью. В коллективной памяти черных машин содержалось слишком много угрожающих сведений об опасности экспериментов со сверхсветовым перемещением. Целые разумные расы были стерты из галактической памяти из-за единственной глупой попытки нарушить причинность.

«Надзиратель» был не только медленно мыслящим и рассредоточенным – он и существовал лишь ограниченное время. Разуму не позволялось возникать надолго в роях черных машин. Едва проснувшись, его «я» сознавало с мрачным фатализмом, что исчезнет, как только надобность в нем отпадет. Но горечи оттого не испытывало, даже усвоив заархивированную память своих предыдущих воплощений и связанных с ними зачисток. Такова суровая необходимость. Даже машинному интеллекту нельзя позволять распространение по Галактике, пока не будет предотвращен грядущий кризис. В буквальном смысле этого слова – разум всегда наихудший враг себе.

Управляющему разуму вспомнилась пара зачисток. Конечно, не его «я» организовывало их. Когда рои ингибиторов встречались – хотя такое происходило крайне редко, – они обменивались информацией о зачистках, разумных расах, методах и курьезах. В последнее время встречи стали совсем уж редкими, и потому за пятьсот миллионов лет в каталог способов уничтожения звезд добавился лишь один новый. Рои, изолированные друг от друга на столь огромное время, встречались все неохотнее. Ходил слух, что отдельные рои дрались за право истребить ту или иную расу.

В сравнении с прежними временами дела определенно пошли не лучшим образом. Тогда зачистки осуществлялись аккуратно, методично, и ни одна вспышка разумной жизни не ускользала от внимания. Управляющий разум не смог удержаться от искушения сравнить и сделать выводы: огромная всегалактическая машина по сдерживанию разума, чьей добросовестной частью являлся управляющий разум, приходила в негодность. Разум просачивался в оставленные по недосмотру лазейки, грозя глобальным заражением. Ситуация за последнюю пару миллионов лет заметно ухудшилась – а ведь это время ничтожно в сравнении с тринадцатью галактическими оборотами, тремя миллиардами лет, оставшимися до кризиса. Управляющий разум очень сомневался в том, что распространение разума удастся сдерживать столько времени. Может, не стоит продолжать бессмысленную деятельность? Пусть нынешний объект зачистки живет в свое удовольствие…

В конце концов, они же позвоночные, с четырьмя конечностями, дышащие кислородом. Млекопитающие. Взгляд на них будит в памяти эхо отдаленного родства, чего никогда не случалось при истреблении, скажем, дышащих аммиаком газовых пузырей или колючих инсектоидов.

Управляющий разум заставил себя преодолеть сомнения. Возможно, именно они и приводят к уменьшению эффективности зачисток.

Млекопитающие умрут. Так должно быть, и так будет.

Управляющий разум окинул взглядом плоды своего труда в окрестности Дельты Павлина. Вспомнил предыдущую зачистку расы птицеподобных существ, тогда населявших этот сектор пространства. Скорее всего, млекопитающие родом не с этой планеты, а значит, нынешняя зачистка станет лишь первой фазой продолжительной работы. Похоже, в последний раз тогдашнее воплощение управляющего разума отнеслось к своей задаче халатно. Конечно, всегда хочется произвести зачистку с минимальным ущербом для окружающей среды. Планеты и звезды нельзя превращать в оружие, если не грозит вспышка разумности, по крайней мере, третьего класса тяжести – но и тогда ущерб следует минимизировать. Управляющему разуму не нравилось учиненное опустошение, как и то, которое планировалось учинить. Какая ирония: раздирать на части звезды сейчас, чтобы предотвратить их уничтожение через три миллиарда лет. Но что сделано, то сделано. Определенный ущерб все же придется допустить.

Как ни крути, это грязная работа.

Но грязь, насколько понимал новорожденный интеллект черных машин, – это и есть сущность всякой жизни.

Инквизитор смотрела в окно, на залитый дождем Кювье. Ее отражение висело за стеклом, будто призрак, крадущийся по пятам города.

– Мэм, вы уверены, что вам ничего не грозит? – спросил приведший Торна охранник.

– Ничего, – ответила та, не оборачиваясь. – Если я вдруг не смогу справиться, то позову вас. Вы всего лишь через комнату от меня. Снимите с него наручники и оставьте нас!

– Мэм, вы уверены?

– Снимите наручники!

Охранник стянул пластиковые кандалы. Торн размял кисти, затем осторожно притронулся к лицу, словно художник к не успевшей высохнуть краске.

– Можете идти! – приказала инквизитор.

– Да, мэм, – отозвался охранник и прикрыл за собой дверь.

Торн рухнул на ближайший доступный стул. Хоури по-прежнему стояла у окна, сцепив руки за спиной. Дождевая вода лилась струями с навеса над окном. Ночное небо – рыже-черное месиво туч. Не видно ни звезд, ни пугающих бурых пятен.

– Что, сильно досталось? – спросила Ана.

Торн вовремя вспомнил, что должен играть роль.

– Виллемье, а как вы думаете? Не сам же я себя разукрасил.

– Я знаю, кто вы.

– С чем вас и поздравляю. Я тоже знаю, что моя фамилия Ренцо.

– Вы Торн. Тот самый, кого столько времени ищет правительство. – Голос Аны звучал чуть громче нормального. – Знаете, вам очень повезло.