— Поедем, что ли? — буркнул отец Целестин. — Конечно, замечательно, что ты, Альбиорикс, показал нам Церунноса, но я полагаю, что с большим интересом ты выслушаешь мою повесть об откровении, данном святому Иоанну Богослову. В свете происходящего в последнее время в Междумирье эти сведения могут быть тебе полезны…

Церуннос стоял всего в двадцати шагах и смотрел на людей. Когда друи взялся за поводья, бог-олень вдруг отступил на несколько шагов, фыркнул, а потом поднял голову и издал низкий трубный рёв, стукнув несколько раз копытом о землю.

— Похоже, мы ему не очень понравились, — заметил Гунтер. — Наверное, чует, что Лофт не простой смертный!

— Мало ли кого он чует! — задумчиво и чуть ехидно скрипнул Локи. — Едем!

Олень проводил взглядом всадников и поспешающего за ними дракона, убедился, что они не пошли в Лес, а свернули направо, к горам, и только после этого удалился в заросли.

Ночь провели на берегу небольшой речушки, а едва начало сереть небо, Альбиорикс и Локи подняли остальных, и вскоре отряд двинулся к закрывавшей половину неба горе, оставив за спиной Лес Идалир с его мудрецами и богами и гигантскую колонну Иггдрасиля.

Гюллир выглядел наиболее подавленным — очень не хотелось ему подходить близко к Имирбьёргу, возле склонов коего располагался Город драконов, и пожаловался Лофту. Неожиданно друи посмотрел на павшего духом и напуганного возможной местью сородичей ящера и сказал:

— Зря боишься… Город уже несколько дней пуст, там никого нет.

— Почему?! — От изумления Гюллир открыл пасть и даже чуть дохнул огнём. — Что произошло?

— Твои сородичи улетели на север, все до единого. Как думаешь, почему драконов в небе давно уже не видно? Они покинули Город, убоявшись надвигающейся Тьмы из Нидавеллира и пробуждающихся Огненных Болот. Так что опасаться тебе нечего и некого…

Вскоре лошади вышли к покрытым редкими рощицами предгорным холмам, меж которых извивалась древняя мощённая булыжником дорога. На многих камнях сохранились следы обработки, и было заметно, что тракт прокладывали с тщательностью и усердием — даже по прошествии многих лет после того, как дверги покинули Имирбьёрг, камни плотно прилегали друг к другу. Дорога по мере приближения к горе Чёрного Дракона становилась всё более крутой, часто жалась к холмам и появившимся скалистым обрывам, на чьих склонах росли старые замшелые остролисты, и наконец далеко за полдень отряд вышел к самой круче Имирбьёрга.

Исполинское нагромождение камня поднималось под крутым углом на чудовищную высоту. Крутые изломанные отроги Горы расползались вокруг, подобно паучьим лапам, и из них вырастал острый конус, чья вершина не различалась, окутанная сероватым туманом. Дорога кончилась на широкой каменистой площадке, расчищенной карликами, а сейчас поросшей густым кустарником по краям. Ровное место простиралось на сотню шагов вперёд и упиралось в гладкую каменную стену. В ней зиял тёмный зев тоннеля, уходившего в глубь Горы.

— Некогда здесь были настоящие каменные створки, — сказал Альбиорикс, напряжённо сидя в седле и озирая ворота Имирбьёрга. — Но они рухнули со временем… Переночуем снаружи, а завтра пойдём туда…

— Долго ли подниматься к Замку Нидхёгга? — спросил Видгнир. — Наверное, не меньше нескольких дней…

— Если мы избежим некоторых опасностей, то подъём на вершину займёт два или три дня, — проговорил друи, — Но я надеюсь, что смогу провести вас так, что ни Гарм, ни тролли, которых здесь довольно много, ничего не заметят.

— А если они вылезут ночью оттуда? — испуганно пискнул отец Целестин, указывая взглядом на чёрный провал. — Что делать?

— О, никто из обитателей Горы Имира вас нынче не побеспокоит! — с неожиданной уверенностью сказал Альбиорикс. — А если появится кто, то мы сумеем его отпугнуть… А сейчас давайте распряжём лошадей и разберёмся с поклажей. Надо будет взять еды на несколько дней.

— А лошади? — встрял Гунтер. — С ними что?

— Оставим здесь, — решительно сказал жрец. — Я думаю, что они вам больше не понадобятся. Тащить их с собой было бы глупостью…

Отец Целестин, да и все остальные, кроме беззаботного Гунтера и, пожалуй, Альбиорикса, спали в эту ночь плохо. Монах долго не мог сомкнуть глаз, лёжа, глядел в тёмное небо, чуть подсвеченное сполохами с востока; то читал про себя молитвы, то думал о том, что ждёт его и всех там, наверху, в Красном Замке. Дурные предчувствия не оставляли святого отца, но он знал, что надежда умирает последней, и ещё раз вспомнил свой девиз: «В руки твои, Господи!»

Под утро ему приснились Вадхейм и белые стены старого аббатства недалеко от Рима. Места, куда он ещё надеялся вернуться…

Память о времени, проведённом во чреве гранитной твердыни, сохранили неровные строчки, составленные из бисерных латинских букв. По прошествии долгих дней, сидя в тепле и безопасном уюте, странно было читать короткие, обрывистые и для непосвящённого непонятные записи…

«По разумению моему, в день первый пройдено не менее лиги. Было же до четырёх десятков подземных залов, а лестниц и коридоров бессчётно; за немощью глаз моих не пришлось узреть всё величие и безграничность царства Имирбьёрга, но и того, что видено, достаточно, дабы свидетельствовать о них. Доныне не ступал во тьму пещер человек, не подвергая себя лиху и опасностям, так и нам избежать оных стоило великих трудов, ибо рёв чудищ неведомых преследовал нас ежечасно, и временами оставалось уповать едино на милость Господню…»

Даже с проводником соваться в пещеры горы Чёрного Дракона, на взгляд отца Целестина, было чистой воды безумием, а что пришлось бы делать и как идти сквозь бесконечный и крайне запутанный лабиринт бывшего оплота двергов без Альбиорикса, который и сам иногда путался в переплетениях и чередованиях площадок, крутых лестничных маршей, тоннелей и залов, монах и вовсе не представлял. Весь пройденный путь — от Врат в Мидгард до Идалира и Имирбьёрга — теперь казался лёгким и необременительным хотя бы потому, что пролегал по земле, но не под нею. В старом царстве карликов было пускай и просторно, но уж очень мрачно, а отец Целестин уже после первой тысячи шагов окончательно потерял направление, поняв, что без помощи проводника выйти из Горы не сможет. А когда эхо разнесло по пещерам глухой, низкий и наполненный невиданной злобой вой, шедший из глубины Имирбьёрга, отец Целестин запнулся и судорожно уцепился за рукав Гунтера. Шедший впереди друи остановился и, подняв руку, шёпотом приказал всем замереть и не двигаться.

— Гарм… — произнёс он спустя какие-то мгновения после того, как вой стих. — Он учуял чужих… Идём! Локи, прошу тебя, не отставай.

Единственным источником света был уже знакомый отцу Целестину синеватый шарик, извлеченный Лофтом из указательного пальца. Огнистая сфера плыла в воздухе на высоте человеческого роста, освещая дорогу и указывая дуть остальным. Альбиорикс шествовал впереди отряда, и его белая хламида в свете колдовского фонарика виделась призрачно-голубой. За жрецом шёл Локи, неизменно недовольный, а позади всех топал Гюллир, чьи когти немилосердно скрежетали о камень, наводя монаха на мысли о том, что на этот звук непременно должны сбежаться все тролли и великаны, живущие в подземных залах.