Фильм закончился позже, чем я ожидала. Когда я села в машину и направила автомобиль по знакомому адресу, то поняла, что опаздываю на сорок минут. Припарковав свою машину у дома Власова, я быстрым шагом направилась к входной двери, пытаясь успокоить колотящееся сердце и убедить себя в том, что это всего лишь Марк и я всего лишь хочу поговорить с ним.

Пока я преодолевала короткий путь от машины к дому, я успела задать себе вопрос, касающийся моего душевного состояния в предвкушении встречи с бывшим мужем. Однако я так и не нашла правильный ответ, пояснивший бы мне, что на самом деле больше пугает меня и приводит в состояние волнения: страх получить отказ или страх получить согласие.

Входная дверь оказалась приоткрытой, и я смело шагнула внутрь. Звук знакомой до боли мелодии разливался по дому, отчего моё несчастное сердце сжалось с такой силой, что стало невозможно дышать. Не оставалось никаких сомнений – это Марк играет на рояле. Еще секунда понадобилась мне на то, чтобы вспомнить, наконец, где я уже слышала эту мелодию – точно такая же льётся из шкатулки, присланной из Китая Марком мне в подарок, стоит слегка приподнять на ней крышку.

Шквал болезненных воспоминаний и сильнейших эмоций обрушился на меня, пока я неподвижно стояла в холле и вслушивалась в волшебные звуки. Ноги перестали слушаться, тело вдруг стало неимоверно тяжелым, настолько, что мне пришлось опереться спиной о входную дверь, чтобы не свалиться на пол. Всё было против меня, против моего решения быть подальше от Власова, против моей уверенности в том, что он на самом деле не чувствует ко мне никакой любви, а лишь захотел вновь поиграть в излюбленную игру «Лев и овечка», доказывая самому себе, что он способен влюбить в себя кого угодно, пусть даже бывшую жену.

Красивая мелодия, звучала всё громче, а я всё больше ощущала, как непонятное чувство ностальгии заливает моё сердце, стоит мне подумать о том, что Марк сочинил эту композицию еще живя в Китае, еще когда он был с той женщиной. Неужели он на самом деле любил меня всё это время так же, как и я его? Неужели та блондинка была случайным наваждением, от которого у него не хватило сил избавиться вовремя, а у меня не хватило мудрости помочь ему в этом? Неужели он действительно отпустил меня тогда только потому, что считал себя не вправе удерживать, а не потому, что разлюбил?

Боже, как я слаба перед ним, как я влюблена в него, что, услышав слезливую мелодию, готова поверить его оправданиям! Нет, Власов, я уже не та пушистая овечка, млеющая от одной твоей игры на рояле! Выловив эту верную мысль из тысячи противоположных в своей голове, я крепко встала на ноги и уверенно зашагала в сторону его кабинета, откуда разносились звуки. Я резко распахнула дверь и без стука вошла внутрь.

Как ни странно, Власов выглядел так, будто бы его застали врасплох. Мне показалось, что он даже смутился, хотя я была уверена, что он специально устроил этот концерт.

– Вероника, привет, извини, я не слышал, как ты вошла, – начал оправдываться он, будто бы совершил преступление. – Я не знал, чем занять себя, руки как-то сами начали играть, так что…

– Зачем ты оправдываешься? Это я заставила тебя ждать… Я думала, ты больше не играешь?

– Э, играю с недавних пор, – проговорил он, смущённо запуская длинные пальцы в каштановые волосы и взъерошивая их, одновременно обжигая меня своей полуулыбкой – настолько сексуальной, что я поспешила отвести взгляд. – О чём ты хотела поговорить?

Я почувствовала, как пересохло в горле, и тяжело вздохнула, а Марк тут же предложил:

– Хочешь чего-нибудь? Чай, кофе, вина?

Последнее слово он произнес неуверенно, хотя я бы не отказалась от чего-нибудь покрепче, если бы только была не за рулем.

– Воды, пожалуйста.

– Пройдёшь в гостиную, я принесу, – Власов вел себя так, будто бы торопился выпроводить меня из кабинета.

Я развернулась лицом к двери и застыла на месте: на противоположной стене от стола Марка висел огромный портрет Серёжи, тот самый, который я сделала в лесу, весь утыканный дротиками.

– Что это? Где ты его взял? – вырвалось у меня.

– Купил на твоей выставке, – глухо ответил Марк, – это не для твоих глаз, извини.

– Я уже поняла, – фыркнула я, – ты купил его, чтобы испортить?

– Могу я позволить себе маленькую слабость? Я так снимаю стресс. Кто-то пьёт алкоголь, кто-то играет в азартные игры, а я всего лишь кидаю дротики в портрет Сергея Волкова по вечерам.

Это звучало более, чем смешно, но мне было совсем не весело. То ли дело было в том, что это была моя любимая фотография, то ли в том, что на ней был изображен человек, которым я дорожила и которого потеряла, но я снова начала испытывать ярость.

– Кто ты такой, чтобы покупать мою работу и портить её, снимая стресс? Ты думаешь, ты всемогущий Марк Власов и тебе всё позволено? Ты совсем не изменился, ты был и остаёшься избалованным эгоистом со смазливым лицом!

От моей последней фразы брови Марка угрожающе сползлись на переносице, а губы сжались в тонкую полоску, я вдруг поняла, что снова ляпнула лишнее. Он вышел из кабинета, я проследовала за ним, всё ещё злясь на него и недоумевая его реакции. Через минуту он вернулся со стаканом воды и, протянув его мне, уселся на диван, продолжая смотреть на меня пронзительным взглядом.

– О чём ты хотела поговорить? – голос Марка был тихим, но в то же время угрожающе серьёзным.

Мне вдруг стало не по себе: действительно, имела ли я право врываться в его кабинет и обвинять его в каких-то действиях? Он купил картину и вправе делать с ней всё, что захочет в своём доме, а я вообще не должна была это увидеть. Я, честно признаться, не могла понять своей реакции сначала на его игру на рояле, потом на этот портрет. Эмоции разрывали меня изнутри, переживания и боль, испытываемая мной последнее время, выбивали меня из равновесия, неосознанная злость и беспомощность выплёскивались из меня, я будто бы не принадлежала самой себе, будто бы это не моя душа обитала в моём теле.

Я вызвала Власова со срочного совещания, оторвала его от важных дел, пришла просить отпустить Катю, а сама набросилась на него с обвинениями. Я вела себя глупо, словно превратилась в истеричку, неуравновешенную, глупую, психованную истеричку, которая не в состоянии управлять собственной жизнью.

Я на автомате сделала глоток воды и произнесла:

– Извини…

– Это ты извини, я уже сказал, ты не должна была это увидеть, я знал, что тебе будет неприятно, – спокойно ответил Власов, – честно, не хотел тебя расстраивать.

Я смотрела на него и думала, что пора начать говорить то, зачем я сюда пришла, но язык не слушался. Еще раз глотнув воды, я всё же произнесла, усаживаясь на кресло напротив него:

– Марк, я приняла одно важное решение и для его осуществления мне необходима твоя помощь, вернее, твоё разрешение. Мне предложили хорошую работу в одном журнале, и я согласилась…

– Поздравляю! – искренне произнёс Власов, когда я сделала небольшую паузу, перед тем, как выпалить главное.