Эми Робсарт Дадли Деревня Камнор близ Оксфорда, графство Беркшир, воскресенье, 8 сентября 1560 года

Я по-прежнему лежала в постели в Камнор-Плейс, изредка припадая к пузырьку, в котором, возможно, плескался смертельный яд, утоляющий мою боль, и плавала в безмятежных водах обманчивого покоя.

В доме было тихо, как в церкви, все слуги отправились на ярмарку, и я улыбнулась, представив, как они пьют сидр, едят пироги с корицей и имбирные хлебцы. Я представила себе все это так живо, что буквально почувствовала аромат, исходивший от этих лакомств, и, как ни странно, меня от этого совсем не мутило. Я будто видела перед собою жонглеров, акробатов, артистов, кукольников с марионетками в руках, гадалок, дрессированных лошадей, танцующих медведей и ученых свиней, умеющих читать и считать лучше меня… Было там и «майское дерево», украшенное разноцветными шелковыми лентами, развевавшимися на ветру и манящими к себе проходящих мимо девиц.

Мой ум был в постоянной тревоге, и так продолжалось уже довольно долго. Но тело уже могло отдохнуть, а значит, и разум тоже может исцелиться. Отослав всех на ярмарку, я подарила им день радости и веселья, а себе – время подумать в одиночестве и тишине. Мне хотелось разобраться во всем, собрать головоломку, разложить все по полочкам и увидеть в правильном свете. Мне нужно было решить, хочу ли я бороться дальше за свою жизнь, которая едва ли принесет мне счастье. Мне хотелось верить, что я достойна спасения, что со мной еще случится что-то хорошее, но у меня это не получалось, потому что я боялась обмануться ложной надеждой, какими так любил кормить меня Роберт.

Ангелы и демоны в моей голове сводили меня с ума, я понимала, что играю сама с собой в кошки-мышки, но демоны лишь злобно хохотали над моими потугами, а ангелы тяжело вздыхали, покачивая головой и тихонько плача. Я хотела жить, но вдруг что-то менялось в ходе моих мыслей, и я уже жаждала смерти. Я все время молилась Богу, чтобы Он уберег меня от роковой ошибки. Как же сильно я устала… Устала бороться, устала бояться. Каждый день нестерпимая боль будто отрывала от моего тела по кусочку, резала по живому. Я не знала, кому верить и что делать дальше, я боялась, что меня отравят или убьют. Я разрывалась между любовью и ненавистью к собственному мужу, зная, что его любовница королева уже тоже теряет терпение и они дождаться не могут, когда я наконец отдам богу душу. Как же я устала…

Я нащупала на прикроватном столике старенький отцовский молитвенник в потрескавшейся кожаной обложке и, раскрыв его, стала водить пальцем по строкам, появившимся среди этих записей в день моего рождения: «Эми Робсарт, возлюбленная дочь рыцаря Джона Робсарта, родилась июня седьмого дня благословенного Господом нашим 1532 года». Надеюсь, где бы ни был сейчас мой батюшка, он не видит, во что превратилась моя жизнь. Его бы это очень расстроило, боюсь, он даже постыдился бы своей дочери, позволившей мужчине разрушить все ее мечты и утратившей всякую надежду на светлое будущее.

Я всегда отличалась сильным характером, была очень жизнелюбивой, трудилась как пчелка с утра до вечера, управляла поместьем. С моих уст не сходили улыбка и песня, я для каждого находила лишь добрые слова, заботилась обо всех своих слугах. А теперь… я высохла, как былинка, и смиренно ждала своего конца. Я снова сделала большой глоток из бутылочки, как глотала все это время ложь своего мужа и его семя, после чего вновь опустила голову на мягчайшие подушки, набитые гусиными перьями, и почувствовала, что по моему усталому телу, от затылка и до самых кончиков пальцев, разливается приятное тепло. Я удерживалась на самом краю сознания, готовая провалиться в забытье, и вдруг остро осознала, что все несчастья и беды, обрушившиеся на мою голову, превратили мою жизнь в ад и не пускают меня в столь желанный рай.

На меня навалилась дрема, будто приглашавшая унестись прочь от всех забот в поисках лучшей жизни. Мои веки тяжелели, и я провалилась в беспокойный сон.

Вчера у королевы был день рождения. Мне снилось, как она танцует страстную вольту с Робертом, нарядившись в роскошное розовое платье. Громкая музыка все лилась и лилась, он поднимал ее в воздух так высоко, что ее пышные юбки вздувались и случайные зрители имели счастье лицезреть ее красные чулки. Когда-то я тоже носила красные чулки. Когда он сжимал ее в своих объятиях, в воздухе витали страсть и манящий аромат духов Елизаветы. На их разрумянившихся лицах проступил пот, из ее рыжих волос вдруг посыпались шпильки, и вот ослепительные кудри уже щекочут его лицо, он медленно ставит ее на ноги и не отпускает, дабы подольше насладиться близостью желанного тела. Их обоюдное желание настолько очевидно и настолько непреодолимо, что они вполне могли позволить себе заняться любовью прямо на балу. И вдруг этот сон сменился другим. Я была с Робертом на пляже, и он замахнулся палкой на сине-зеленого краба, пощипывавшего нас клешнями за голые пятки. Но краб вдруг начал расти, пока не превратился в настоящего исполина выше человеческого роста. Роберт бросил палку и побежал прочь, в то время как я оцепенела от ужаса и тупо смотрела вслед своему мужу, позабывшему обо мне. Затем чудовище ткнуло меня клешней в левую грудь, и из нее заструилась кровь. Я разозлилась и сама набросилась на краба, комично скачущего на своих коротких лапках, слишком тонких для такого огромного тела, и щелкающего клешнями в воздухе, подобно испанскому танцору с кастаньетами. Я разъяренно била его по твердому панцирю, кричала от злости, хватила кулаком по огромной клешне, которая сомкнулась вдруг на моей талии, от чего мне стало так больно, будто меня разрезали пополам. «Отпусти меня! – вопила я, слыша хруст собственных костей. – Это моя жизнь, моя, отдай мне ее! Я не хочу умирать!» И тогда клешня раскрылась, и я упала на мокрый песок, дрожа от страха и стеная от боли. Вдалеке я увидела отца – он стоял в солнечном яблоневом саду, подернутом золотистой дымкой, и я вдруг почувствовала разливающийся в воздухе сладкий аромат яблок. Я с наслаждением вдохнула его и почувствовала себя сильнее. Батюшка широко улыбнулся, его лицо и глаза излучали любовь. Он стоял там, окруженный яблочным цветом, и звал меня к себе: «Возвращайся домой, девочка моя!»

Я резко открыла глаза и не сразу отделила сон от яви. Отчего-то появилось гнетущее чувство, что мне грозит опасность и что тени, собирающиеся в углу комнаты и ждущие наступления темноты, таят в себе угрозу. Кто-то следит за мной! Я ощутила ледяной укол страха, меня будто коснулись чьи-то холодные пальцы, после чего мою спину пронзила новая вспышка боли, от которой я пыталась укрыться в спасительном забытье. Мне вдруг захотелось рассмеяться и вернуться в свой сон, освободиться наконец от извечного своего спутника – страха. Краем глаза я заметила какое-то движение. Так вот что меня разбудило! Звук шагов? Шорох одежды? Звон металла, какой слышен, когда кинжал вынимают из ножен? Или я все придумала и моим разумом снова повелевает страх? Быть может, это Кастард или Оникс охотится за мышами? Оцепенев от ужаса, я все не решалась повернуть голову и взглянуть туда, откуда доносился шум, но я должна была это сделать, пускай от этого движения у меня и закружится голова. Я заметила также, что тело мое не сразу выполнило веление разума. Застонав от боли, пронзившей мою шею, я тут же пожалела о содеянном.