– Государыня! Пакет от императора. – Офицер протянул женщине серебряный футляр с письмом.

– Что повелел его величество и мой супруг? – нетерпеливо спросила она с неистребимым немецким акцентом.

– Виктория, ваше величество! Под Ларгой разгромлено турецкое воинство Абды-паши, десять тысяч османов и татар перебиты, сорок тысяч разбежались. Захвачено две дюжины пушек и три тысячи пленных!

– Слава Господу!

Екатерина перекрестилась на иконы – во всем она старалась подражать своему мужу. Тот всегда подчеркивал свою истовость в вере, особенно после того, как совершил секуляризацию церковных земель.

– Великую победу одержал наш император! Вся столица ее в нетерпении ожидала, – добавила она и снова внимательно посмотрела на гонца, как бы спрашивая, что еще тот сможет сообщить.

– Турецкий визирь собирает у Измаила воинство великое. Его императорское величество мне перед дорогой особо сказал, что сам желает перейти в наступление и разбить османов.

– Хорошо, благодарю вас за счастливое известие. – Като сделала шаг к столу и открыла шкатулку. Посмотрела на сверкающее нутро, оценивая подарок, – для таких нужд императрица, с согласия мужа, имела под рукой немалые ценности.

После короткого раздумья женщина достала золотую коробочку – наградную императорскую папиросницу с большим двуглавым орлом, выполненную придворными ювелирами с большим изяществом.

– Возьмите, капитан. Я рада, что такие доблестные офицеры, как вы, верно служат на благо России!

– Благодарю вас, ваше императорское величество! – Офицер коснулся пола одним коленом и принял из ее рук подарок. Чуть помешкав, несколько растерянно произнес: – Но я поручик, государыня!

И тут же отвел глаза от некоторой неловкости – император крепко вбивал в подчиненных субординацию и дисциплину, и потому он не мог не указать Екатерине Алексеевне на ее промашку.

– А вы откройте! – с хитрой улыбкой промолвила Екатерина.

Офицер немедленно исполнил просьбу и растерянно посмотрел на раскрывшееся нутро – вместо папирос там блестели две маленькие золотистые звездочки. Еще не веря в происходящее, он поднял глаза на императрицу.

– Это мой муж подготовил для таких случаев, – тихо засмеялась Като и вздохнула – как бы она сама хотела искупаться в этих восторженных голубых глазах, что обжигали ее сердце. Мечты, мечты – вы неисполнимы, но без вас трудно жить…

– Я с радостью умру за ваши императорские величества!

На глазах новоиспеченного капитана выступили слезы, и он припал губами к протянутой ладони – осторожно и почтительно, так целуют мать, но никак не женщину.

– Идите, капитан. Я довольна вами!

Офицер встал, почтительно поклонился и вышел из кабинета. Като еще раз вздохнула – в ней сейчас видели не женщину, а жену боготворимого императора. И даже в мыслях этот молоденький капитан не позволил себе на миг представить… Слова про «величества» сказали яснее ясного!

Екатерина Алексеевна открыла футляр, пробежала глазами по письму и прикоснулась губами к подписи.

– Я все сделаю так, как вы повелели, ваше императорское величество, – тихо промолвила императрица и, взяв серебряный колокольчик, позвонила…

Петербург восторженно судачил и пьяно гулял. Гром пушек Петропавловской крепости продолжал радостно возвещать об еще одной долгожданной победе над турками.

Сама императрица, все сенаторы и генералы, церковный клир во главе с митрополитом в ярко блещущих золотом ризах, стройные и грозные шпалеры запасных гвардейских батальонов, разодетое дворянство и скромное чиновничество, расфуфыренное купечество и несметные толпы горожан колыхались перед Казанским собором, ликуя и радуясь.

А над городом все звенел и звенел колокольный звон. И слухи молнией облетели и заполонили столицу.

– Наконец-то благоверный государь наш Петр Федорович показал магометанам кузькину мать! А, Кузьма?! Поделом им, не будут православных мучениям предавать и церкви разрушать!

– А еще, любезный, войска нашего любимого императора, дай Бог ему всяческого здоровья и побед, богатейшие трофеи взяли. Золота и серебра да украшений всяческих полные возы набили. Ежели так и дальше пойдет, то вся Оттоманская Порта без богатств своих немереных останется!

– Айда в кабаки, православные! Сегодня по царской воле чарки с водкой за полцены наливают. А одну и так дают! Гуляй, душа!

– Ой, Матрена, радость-то какая! Супостатов побили и водкой потчуют всех задешево. Только чтоб лишних чарок задарма не брали и на бровях не выползали. А то казаки лютуют, плетьми своими свищут, задницы нерадивые разукрашивают. Страсти-то какие!

– Царь – русская душа, все ножки его обцеловал бы! Ох-ты! Царица-матушка иной раз, немка, погулять душе не дает!

Секретарь датского посольства Шумахер, нахмурив лоб, записал в свой дневник: «Новая русская победа дает ясное понимание, что новоявленный князь Молдавии не выпустит завоевания из своих рук. Это известие наполнило печалью мое сердце – теперь не то что Голштиния, но и Шлезвиг могут быть навсегда потеряны для моего короля».

Юконский острог

– Ты знаешь, Гриша, мне нынче сон престранный явился!

Алехан наклонился к брату, дыша перегаром. Тот «выхлопа» не замечал, сам такой был. Славно погуляли гвардейцы с мужиками – сословные рамки в этой «тмутаракани» сильно сгладились, – а потому бочонок царской водки был опустошен чуть ли не до дна.

Больше штофа очищенной водки на душу русскую пришлось – и поорали, и силушкой мерились, и под балалайку в пляс пускались. И песни дружно пели – тягучие, как полярная ночь. И милые российские просторы, запах сена и трели соловья на секунду, как всем показалось, появились и здесь. Хорошо погуляли, славно…

А сегодня был отходняк – с бочонка вылили остатки водки, как раз хватило всем для опохмелки. И все, ни-ни – Орловы погулять умели и любили, но дело и дисциплину блюли аки церберы, у них не забалуешься.

Потому прибывшие, помывшись вчера с дороги в баньке, отдыхали да входили в курс местной жизни, вяло пощипывая индианок, различая замужних и не заигрывая с ними. Местные девки и вдовы улыбались, отнюдь не повизгивая, как русские поселянки, – отношение к прибывшим было у них самое благосклонное.

Жители острога такими пустяками не занимались – у каждого своя скво имелась. Можно и больше завести, баб и девок хватало, но только батюшка блуд пресекал резко и, хуже того, венчаться заставлял. С бывшим епископом, сосланным вместе с гвардейцами сюда, последние не пререкались, хотя под венец шли неохотно.

Но воленс-ноленс – петербуржский снобизм давно выветрился из голов, спесь слетела пожухшим осенним листом. Так что приходилось вскоре ожидать законных деток – Орловы сами настаивали на заключении смешанных браков, дабы еще крепче привязать присягнувших алеутов.