– Прекрасный способ отметить Рождество, – улыбнулся я. – Я-то думал, что дома буду угощаться пирожками.

– Я не ем пирожки, – сказал Питер. – От них меня жутко пучит.

– Какая жалость.

– Правда, перед уходом я навернул четыре штуки.

– Понятно. – Я чуть отодвинулся.

– Я прячу от него пирожки, – улыбнулась Руфь. – А он всегда отыщет. Такой обжора!

– А вы их просто не покупайте, – посоветовал я. – И тогда он ничего не найдет.

– Нет, это будет страшной обидой.

– Понятно. – Я глянул на часы.

– Если боитесь пропустить мессу, в одиннадцать часов в больничной часовне служат обедню, – сказал Питер.

– Нет, мне и так хорошо.

– Тут прекрасные мессы. Священники служат с душой, потому что для некоторых пациентов это последний обряд.

– Ночью мы были на службе, – сказала Руфь. – Хорошо хоть успели. Сейчас уж не до того.

– Признаться, я редко бываю в церкви, – сказал я. – Извините.

– Ах так. – Руфь откинулась на диване и поджала губы.

– Если совсем честно, последний раз я был в церкви, когда мы с Алисой венчались.

– И что хорошего? – сказал Питер. – Гордиться тут нечем.

– Да нет, я так, к слову.

– Знай ты, что больше не зайдешь в церковь, навеки запечатлел бы тот день в душе, правда? – усмехнулась Алиса.

В ответ я улыбнулся:

– Наверное.

– Где вы венчались? – спросила Руфь.

– В приходе Ренела.

– Хороший был день?

– Утро было хорошее, – сказала Алиса. – А потом все пошло кувырком.

– Венчание – очень важная часть свадьбы. А где было застолье?

– В «Шелбурне». А у вас?

– В «Грешеме».

– Прелестно.

– Давайте оставим тему религии, – предложил я. – И свадеб.

– Хорошо, – согласилась Руфь. – О чем поговорим?

– О чем угодно.

Она растерялась:

– Что-то ничего не приходит в голову.

– Как считаете, стоит показаться с моей сыпью, раз уж я здесь? – спросил Питер.

– Что? – не понял я.

– У меня жуткая сыпь на глупостях. А тут полно врачей. Может, кто-нибудь глянет?

– Не сегодня, – сказала Руфь.

– Знаешь, стало хуже.

– Не сегодня, говорю! Пристал со своими глупостями! Страдалец!

Я сделал отчаянную попытку сменить тему:

– Снег так и не выпал.

– Синоптикам веры нет, – сказала Руфь. – Что хотят, то и творят.

– И не говорите, – поддержал я.

– Долго сюда добирались?

– Не очень. Дороги пустые. В рождественское утро все сидят по домам. Как там Лора?

– Пока без новостей. Схватки начались уже давно, так что скоро, думаю, новости будут. Здорово, правда? Еще внучок или внучка.

– Здорово. Жду не дождусь. У вас уже сколько внуков?

– Одиннадцать.

– Много.

– Так у нас шестеро детей. Питер еще бы настрогал. Но я сказала – нет. Хватит шестерых. И после Диармайда прикрыла лавочку.

– Это уж точно, – согласился Питер. – Ставни спустила и больше не поднимала.

– Прекрати, Питер.

– Не хватало только вывески на глупостях: «Ушла обедать. Не вернусь вообще».

– Питер!

– В какой странный цвет здесь выкрашены стены, правда? – озираясь, сказала Алиса.

– Кто исполнял «Освобожденную мелодию»?[64] – спросил я.

– Летом мы с Сирилом собираемся во Францию.

– У меня в левой коленке боль так и не проходит.

– Я всегда хотел большую семью, – сказал Питер, игнорируя наши отчаянные попытки увести разговор от их интимных мест.

– Шесть – это мало, что ли? – возразила Руфь.

– Больше чем достаточно, – поддержала Алиса. – Я с одним-то намаялась.

– Ну мы же их поднимали вдвоем, – сказал Питер. – У вас-то помощника не было?

Алиса чуть помешкала с ответом – видимо, раздумывала, стоит ли выгораживать меня перед посторонними.

– Нет, не было. Хотя брат мой о нас позаботился. В первые годы он мне очень помог.

Я покосился на нее – друг над другом мы подтрунивали охотно, однако шутки наши никогда не касались Джулиана.

– Сирил, вы близки с Лиамом? – спросила Руфь.

– В общем, да, мы ладим.

– Насколько я знаю, бедный мальчик нуждался в сильной отцовской руке.

– В смысле?

– Ну, после поступка его родного отца. Алисе повезло, что в конце концов она встретила настоящего мужчину.

– А-а.

– Мне нравятся мужественные мужчины. А тебе, Алиса?

– Конечно.

– Мне тоже, – сказал я.

– Только человек большой души примет чужого ребенка. – Питер хлопнул себя по ляжке. – И уж особенно сынка голубого гея. Я о твоем бывшем муженьке, Алиса, ты уж не обижайся. Нет, Сирил, я вами восхищаюсь. Не знаю, смог бы я так поступить?

– Никаких обид. – Алиса улыбалась от уха до уха.

– Одно скажу: слава богу, Лиам не стал таким, как его папаша, – продолжил Питер. – Как думаете, это передается по наследству?

– Рыжесть вот передается, – сказала Руфь. – Так что вполне возможно.

Я взглянул на Алису:

– Ты сама скажешь или мне сказать?

– Давай помолчим и послушаем. Я получаю удовольствие.

– Что-что? – недослышала Руфь.

– Алиса говорит, вы прекрасный скрипач, – сказал Питер. – А я вот бренчу на укулеле. Когда-нибудь играли на укулеле?

– Нет, – признался я. – И скрипку в руках не держал.

– По-моему, Алиса упоминала скрипку – нахмурилась Руфь. – Или виолончель?

– Нет-нет, скрипку – сказала Алиса. – Только вы говорите о моем муже Сириле, который играет в симфоническом оркестре национальной телерадиокомпании. Но это не он. Это мой бывший муж Сирил. Вы уже встречались, не помните? Несколько лет назад. Я думала, вы сориентировались.

– Я – Сирил Первый, – пояснил я. – А где, кстати, Сирил Второй?

– Прекрати его так называть! Дома готовит праздничный стол.