– Можно я немного посижу с вами?

Она довольно долго раздумывала, но потом кивнула и, чуть подвинувшись, освободила мне место на скамье.

– Что случилось, миссис Гоггин? – спросил я. – Что вас так расстроило?

– Сын у меня умер, – тихо сказала она.

– Не может быть! Джонатан?

– Два часа назад. Вот так и сижу здесь.

– Я вам очень сочувствую, миссис Гоггин.

– Мы знали, что это случится. – Она вздохнула. – Но все равно не легче.

– Он долго болел? – Я накрыл ладонью ее безвольную руку в синих прожилках.

– Было то лучше, то хуже. Рак. Обнаружили еще пятнадцать лет назад, но тогда Джонатан с ним справился. А в прошлом году случился рецидив. Через шесть месяцев врачи сказали, что надежды нет. И вот сегодня все закончилось.

– Надеюсь, он не мучился.

– Мучился. Но боль переносил мужественно. Теперь вот страдаем мы – те, кто остался.

– Мне уйти или, может, позвать кого-нибудь из ваших родных?

Миссис Гоггин носовым платком промокнула глаза.

– Не надо никого звать. Посиди еще немного, если можешь.

– Конечно.

– Ты никуда не спешишь?

– Меня ждут, но не страшно, если я слегка опоздаю. Тут есть кому за вами приглядеть? Вы же не одна, правда?

– В пригляде я не нуждаюсь, – сердито сказала миссис Гоггин. – Пусть я старая, но во мне еще полно сил.

– Я даже не сомневаюсь. Но вернетесь-то вы не в пустой дом?

– Нет, конечно. Здесь была моя невестка с внучками. Сейчас они поехали домой. Скоро и я отправлюсь.

– Кажется, я их видел. – Я вспомнил женщину, в больничном коридоре обнимавшую двух девочек.

– Возможно. Они провели тут всю ночь. Все мы были здесь. Ужасно, что дети так вот встретили Рождество. Им бы поджидать Санта-Клауса, а не смотреть на умирающего папу.

– У меня просто нет слов. – Я перевел взгляд на большое деревянное распятие, с которого на нас смотрел сердобольный Христос. – Вы верующая? Бог дает вам хоть какое-то утешение?

– С ним у меня свои отношения, а вот с церковниками я с юных лет не в ладу. А ты сам веришь?

Я покачал головой:

– Ни вот столько.

– Сама не знаю, зачем я тут. Шла мимо, а здесь так спокойно. Просто хотелось где-нибудь присесть. Я никогда не дружила с католической церковью. По-моему, Господу она нужна как рыбе зонтик.

– Наши мнения сходятся, – улыбнулся я.

– Вообще я редко бываю в церкви. Только на свадьбах, крещениях и похоронах. Пятьдесят с лишним лет назад приходский священник за волосы выволок меня из храма, и с тех пор здесь я не частый гость. Постой, а ты-то почему тут? Наверное, что-то случилось, коль в Рождество ты приехал в больницу?

– Нет, все хорошо. Сегодня сноха родила мальчика. Я приехал посмотреть на внука.

– Ну хоть у тебя приятная новость, – через силу улыбнулась миссис Гоггин. – Имя уже придумали?

– Джулиан.

– Необычное. Сейчас оно не в ходу. Сразу вспоминаешь римских императоров. Еще, кажется, одного из «Великолепной пятерки» звали Джулианом, да?

– Вроде бы. Уж сто лет я не читаю такие книжки.

– Как там дела в парламенте?

– Да бог-то с ним, в такой день не до него.

– Да я так просто, чтоб отвлечься от своих мыслей.

– Там всё по-старому. Ваша преемница железной рукой правит буфетом.

– Молодец, – улыбнулась миссис Гоггин. – Не зря я ее учила.

– Уж точно.

– Стоит дать слабину, и депутаты тебя затопчут.

– Скучаете по работе?

– И да и нет. Скучаю по заведенному порядку. Привыкла каждое утро идти на службу, общаться с людьми. Не сказать, что мне там уж очень нравилось. Работала только ради куска хлеба с маслом.

– У меня примерно то же самое. Мог бы не работать, но работаю. О пенсии не мечтаю.

– Ну тебе еще не скоро.

Я пожал плечами:

– Меньше десяти лет. Время пролетит. Ладно, хватит обо мне. Как вы-то справитесь, миссис Гоггин?

– Потихоньку, – сказала она неуверенно. – Я уже теряла близких. Познала злобу, нетерпимость и позор, познала и любовь. И всегда как-то выживала. И потом, у меня есть Мелани и девочки. Мы очень дружны. Мне уже семьдесят два, Сирил. Если царствие небесное существует, вскоре, я надеюсь, мы с Джонатаном встретимся. Тяжело хоронить своего ребенка. Это неправильно.

– Нет, – сказал я.

– Неправильно, – повторила она.

– Он у вас один?

– Нет. Очень давно я лишилась еще одного сына.

– О господи. Простите. Я не знал.

Миссис Гоггин покачала головой:

– Там другая история. Он не умер. Я его бросила. Понимаешь, я забеременела совсем еще девчонкой. А времена были иные. – Она горько усмехнулась и добавила: – Вот потому-то священник и вышвырнул меня из церкви.

– В попах нет ни капли сострадания, – сказал я. – Рассуждают о милосердии, но для них это просто слова.

– Позже я узнала, что священник тот обрюхатил двух женщин – одну в Дримолиге, другую в Клонакилти. Старый ханжа.

– А вы… не от него?..

– Господь с тобой! Нет, это сработал другой человек.

– А что стало с ребенком? Вам не хотелось его разыскать?

– Я знаю подобные истории – видела в кино и по телевизору. Он бы обвинил меня во всех своих злосчастьях, а у меня не хватило б душевных сил это вынести. Я поступила, как считала верным, и что сделано – то сделано. Когда горбунья-монашка из общины редемптористов забрала ребенка, я знала, что больше никогда его не увижу. И понемногу с этим свыклась. Я только надеюсь, что он счастлив.

– Дай-то бог. – Я сжал ее руку, в ответ миссис Гоггин улыбнулась.

– Наши с тобой пути то и дело пересекаются, а?

– Дублин – маленький город.

– Верно.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо. Сейчас поеду домой. А ты где отметишь Рождество?

– В доме бывшей жены, с ней и ее новым мужем. Они привечают всех бесприютных бедолаг.

Миссис Гоггин улыбнулась и покивала:

– Хорошо, что у вас добрые отношения.

– Не хочется мне оставлять вас одну. Давайте я еще с вами посижу.

– Извини, Сирил, мне лучше побыть одной, – мягко сказала она. – Потом вызову такси. Спасибо тебе за беспокойство.

Я встал.

– Всей душой сочувствую вашей утрате, миссис Гоггин.