Я учтиво присела в глубоком реверансе. Он по-прежнему был моим королем и моим кузеном.

– Добро пожаловать, милорд.

Эдуард растерянно взглянул на меня, а затем под бдительным присмотром слуги, который неотлучно находился при нем, направился вперед, шаркая ногами по полу, как будто у него не хватало сил переставлять их.

– Милорд. – Я взяла его под руку, жестом отослав слугу, который намеревался это сделать.

Король внимательно посмотрел на меня, словно собираясь с мыслями.

– Мне нужно присесть на минутку.

Я подвела его к стоявшей у стены скамье.

– Что случилось? – спросила я, глядя на него. Лицо его было нездорового серого цвета, еще хуже, чем у принца.

– Это все парламент, – ответил он бесцветным, лишенным интонации голосом, как будто сам не верил в то, что говорит. – До меня дошло, что они добиваются моего низложения.

– Нет! – Я тоже не могла в это поверить. – Они не могут этого сделать. Это клевета, откуда вы узнали такое?

– Об этом рассказал мне один из моих рыцарей. Они поступят со мной так же, как когда-то поступили с моим отцом: просто отберут корону, принадлежащую мне по праву. А еще они ополчились на Алису. Я должен поговорить со своим сыном.

У меня не хватало сострадания на двух столь больных мужчин. Все мои чувства были направлены на принца, который лежал в своих покоях и буквально боролся за каждый новый вдох, и тем не менее человек, который поддержал меня в свое время, который взял меня на воспитание к себе, когда моя семья была в опале, заслуживал большего. В те минуты я просто испугалась за него. Это был уже не тот великий лидер, который вел Англию за собой к победам и славе, который занимался строительством для своей семьи и будущего страны. Куда подевалось его прошлое величие? Передо мной был старик, который боялся бесчестия больше, чем смерти. Я сделала знак, чтобы ему подали вина, и подождала, пока взгляд его станет более ясным и щеки немного порозовеют.

– Чем я могу помочь?

– Где сейчас мой сын? Я хочу видеть его.

– Он в своих покоях. Отдыхает.

– Мне нужно обсудить с ним одно дело.

– Думаю, сегодня не самый подходящий для этого день.

Эдуард посмотрел на меня на удивление проницательным взглядом:

– Он поправляется?

Могла ли я солгать? Могла ли в этот момент его просветления наполнить сердце старика надеждой, чтобы позволить ему поверить в то, что его сын сможет дать ему дельный совет, что он будет бок о бок с ним сражаться против парламента за сохранение короны, если, конечно, его страхи по этому поводу обоснованны?

– Я желаю, чтобы он был со мной.

Но когда голос Эдуарда взвился в не допускающем возражений приказе, как это происходило с ним в предыдущие годы каждый божий день, я не смогла больше прятать от него правду. Король сам все поймет, как только увидит сына. Лучше уж подготовить его к этому, предупредив прямо сейчас. Я нарушила свое обещание, данное Неду, и мягко, но непреклонно, потому что это необходимо было сделать, произнесла:

– Нет, принц не будет с вами. Он больше не сможет встать подле вас, милорд. И для будущих сражений вам нужно будет привлечь других своих сыновей.

Это был самый тяжелый и самый болезненный совет, который я когда-либо давала; я впервые произнесла этот приговор вслух, облекла его в слова, которые, будучи произнесенными в неподвижном воздухе под сводами дворца, уже никогда нельзя будет вернуть назад. Жестоко? Да, наверное, жестоко, но при этом абсолютно необходимо. Мы слишком долго скрывали эту горькую правду. И тем не менее все еще было трудно поверить, что блистательный принц доживает свои последние дни на этой земле.

– Нет. Нет. Он сильнее этого.

Эдуард с трудом попытался встать и в призывном жесте протянул мне руку.

– Нет, это не так. Его невероятная слабость – тяжкое бремя и для него самого, и для тех, кто ему прислуживает.

– Он еще меня переживет.

– Нет, Эдуард, – тихо сказала я. – Думаю, что не переживет.

Король нервно вытер рукой лоб, а потом встал во весь рост и распрямил спину, насколько смог в своем нынешнем состоянии.

– Я уже похоронил семерых своих детей. И не могу похоронить восьмого.

Я не смогла ему ничего ответить, хотя, учитывая то, что мне было известно о ситуации, я просто обязана была сказать ему: «Нет, он все-таки будет восьмым». С моей стороны было бы неправильно лишать короля всякой надежды. Он должен был навести порядок в своем собственном доме с помощью троих своих сыновей, ныне здравствующих. Я очень сомневалась, что Нед еще когда-нибудь сможет встать с постели. Его врачи были настроены пессимистично: речь шла о считаных неделях.

– Я желаю видеть его. И я его увижу.

Я не посмела больше противиться этому.

Это была ужасающая встреча. Когда тело принца не корчилось в судорогах от боли, он безвольно лежал пластом на своей постели. Находившиеся здесь же врачи торопливо накрыли чем-то стоявший у кровати окровавленный таз. Курившийся ладан не мог заглушить стоявший в комнате зловонный запах тяжелой болезни и смерти. Король заметно пошатнулся на пороге, но затем выпрямился и, подойдя к Неду, взял его за руку. Я была рядом. Сейчас, когда лицо Неда было таким же изможденным и осунувшимся, как у его отца, здесь уже не было места лжи во благо и каким-то возражениям.

– Не могу сказать, что ты хорошо выглядишь, сын мой.

– Я умираю.

Король не поверил мне, однако он не мог не верить Неду или собственным глазам, в которых сейчас стояли слезы.

В тот вечер они не обсуждали дела. Самым главным для них было отношение друг к другу – любовь, преданность, восхищение одного другим. Настоящие отец и сын, между которыми установлено глубокое взаимопонимание; жаль, что я совсем не знала своего отца. Душная комната была переполнена их эмоциями, и поэтому я решила выйти, приказав напоследок слуге оставаться там, чтобы быть наготове помочь, но достаточно далеко, чтобы он не мог слышать, о чем они говорят. Но когда я уже открыла дверь, до меня донеслись слова короля:

– Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Вестминстер.

Широким шагом я вернулась обратно и остановилась у кровати, чуть ли не встав барьером между ними; я смотрела на короля взглядом, полным решимости, и все мое сострадание к нему испарилось.

– Нет.

Король проигнорировал мои слова, как будто меня вообще не было в этой комнате.

– Я хочу, чтобы ты отправился туда вместе со мной. Завтра же.

Я даже не пыталась как-то выбирать выражения, чтобы лишний раз не травмировать Неда.

– Этого не будет. Он слишком болен. И слишком страдает от боли. Неужели вы сами этого не видите?

Когда Эдуард повернулся ко мне, в глазах его пылал тусклый огонь; он жестом показал мне на дверь: