Один англичанин, в тот же период времени встретившийся с государыней, был поражен ее печальным, угнетенным видом. Прибывший в Россию с союзной миссией генерал сэр Генри Вильсон знавал императрицу еще в Дармштадте молоденькой девушкой. Пройдя по коридору, он попал «в гостиную царицы, в которой было много картин и всяких безделушек…» Генерал напомнил государыне о том, как «тридцать шесть лет назад, в Дармштадте, они играли с ней в теннис… Она была в восторге от воспоминаний и назвала ряд имен, которые я забыл. После этого разговор наладился. Императрица объяснила, что ее положение гораздо сложнее, чем у большинства других людей, поскольку у нее есть родственники и друзья в Англии, России и Германии. Рассказала, что ей пришлось испытать, и глаза ее наполнились слезами. У нее красивое, но невыразимо грустное лицо, – отмечал Г. Вильсон. – Она высока, стройна, волосы расчесаны на прямой пробор и стянуты узлом на затылке. Заметна седина. Когда я заявил, что намерен ее покинуть, полагая, что она устала от посторонних людей и разговоров, императрица с трудом подавила улыбку и попросила меня побыть с ней еще немного».

Вильсон был растроган встречей. «Сколько в ее жизни драматизма!» – отметил он. И тем не менее, неделю спустя покидая Россию, генерал заявил: «У меня такое впечатление, что царь и императрица сами себе роют яму. Все – офицеры, купцы, светские дамы – открыто заявляют, что с ними надо кончать».

Убийство Распутина было делом рук монархистов. Цель великого князя Дмитрия Павловича, князя Феликса Юсупова и представителя правого крыла депутатов Думы Пуришкевича состояла в том, чтобы убрать от подножия престола проходимца и восстановить престиж династии. Кроме того, устранив «темные силы», поддерживавшие, по их мнению, императрицу, они лишали ее влияния на правительство. Тогда государь станет свободен в выборе министров и будет проводить такую политику, которая спасет монархию и Россию. На это надеялись и многие члены императорской фамилии, которые в большинстве своем осуждали злодеяние, но были рады тому, что Распутина больше нет.

Однако надежды эти рассеялись после того, как император наказал, хотя и не слишком строго, своего кузена великого князя Дмитрия Павловича и князя Феликса Юсупова. Родственники государя направили ему коллективное послание, ходатайствуя о снисхождении к великому князю и назначении ответственного министерства. Николай II, все еще не привыкший к мысли, что член императорской фамилии оказался замешанным в убийстве, оскорбился еще больше и с возмущением ответил: «Я не допускаю, чтобы мне давали советы. Убийство всегда убийство. Я знаю, впрочем, что у многих, подписавших это письмо, совесть не чиста». Спустя несколько дней, узнав, что либерально настроенный великий князь Николай Михайлович – один из тех, кто подписал письмо, – во время визитов в петроградские клубы откровенно бранит правительство, император повелел ему немедленно покинуть столицу и уехать в одно из своих поместий.

Вместо того чтобы сплотить Романовых, убийство старца лишь увеличило пропасть между императорской четой и остальными членами фамилии. Вдовствующая императрица сильно встревожилась. «Нужно уметь прощать, – писала она старшему сыну из Киева. – Убеждена, ты и сам понимаешь, как ты обидел всю фамилию своим резким ответом, бросив им в лицо ужасное и совершенно беспочвенное обвинение[87]. Надеюсь, ты облегчишь участь бедного Димитрия и не оставишь его в Персии… Бедный дядя Павел был в отчаянии. Он сообщил мне, что ему даже не было позволено попрощаться с сыном… Я тебя не узнаю… Своим поведением ты очень огорчил меня».

Из Киева приехал двоюродный дядя и свояк государя великий князь Александр Михайлович. Прибыв в Царское Село, он стал умолять императора отстранить свою супругу от вмешательства в политику и назначить правительство, приемлемое для Думы. Это был тот самый Сандро, который вместе с Николаем Александровичем, тогда еще цесаревичем, часто ужинал у Кшесинских. Он был женат на сестре государя, великой княгине Ксении Александровне, и приходился тестем князю Ф. Ф. Юсупову. В присутствии императора, невозмутимо курившего папиросу, Сандро обратился к государыне, лежавшей в постели в белом пеньюаре с кружевами: «Ваше вмешательство в дела управления приносит престижу Ники и народному представлению о самодержце вред. В течение двадцати четырех лет, Аликс, я был вашим верным другом. Я и теперь ваш верный друг, но на правах такового я хочу, чтобы вы поняли, что все классы населения России настроены к вашей политике враждебно. У вас чудная семья. Почему бы вам не сосредоточить ваши заботы на том, что даст вашей душе мир и гармонию? Предоставьте вашему супругу государственные дела!»

В ответ на слова императрицы: «Все, что вы говорите, смешно! Ники – самодержец! Как может он делить с кем бы то ни было свои божественные права?» – великий князь возразил: «Вы ошибаетесь, Аликс. Ваш супруг перестал быть самодержцем 17 октября 1905 года».

Встреча великого князя с императрицей завершилась ссорой. Вне себя от гнева, Александр Михайлович вскричал: «Не забывайте, Аликс, что я молчал тридцать месяцев! Я не проронил в течение тридцати месяцев ни слова о том, что творилось в составе нашего правительства или, вернее говоря, вашего правительства. Я вижу, что вы готовы погибнуть вместе с вашим мужем, но не забывайте о нас!.. Вы не имеете права увлекать за собою ваших родственников в пропасть».

Но государыня отказалась продолжать разговор и холодно попрощалась с великим князем. Вернувшись в Киев, Сандро писал: «Нельзя править страной, не прислушиваясь к голосу народному… Как это ни странно, но мы являемся свидетелями того, как само правительство поощряет революцию. Никто другой революции не хочет. Все сознают, что переживаемый момент слишком серьезен для внутренних беспорядков… Впервые в современной истории революция будет произведена не снизу, а сверху, не народом против правительства, но правительством против народа».

Одна из ветвей императорской фамилии, Владимировичи, не довольствовалась одним лишь сочинением писем. Представители ее открыто заявляли о необходимости дворцового переворота с целью низложения государя императора. Великая княгиня Мария Павловна (Старшая), вдова старшего из дядей царя, Владимира Александровича, и трое ее сыновей – Кирилл, Борис и Андрей – принадлежали к великосветской фронде. Их ненависть к царствующей чете уходила корнями в прошлое. Сам Владимир Александрович, человек энергичный и честолюбивый, завидовавший своему старшему брату Александру, с трудом примирился с тем, что престол унаследовал его воспитанный, отличающийся учтивыми манерами племянник. Откровенный англофоб, он был взбешен, узнав, что племянник выбрал себе невестой девушку, которая хотя и родилась в Дармштадте, но приходилась внучкой английской королеве Виктории. Мария Павловна, урожденная немецкая принцесса Мекленбург-Шверинская, являвшаяся третьей дамой в империи после императрицы-матери и молодой императрицы, во многом отличалась от Александры Федоровны. Энергичная, умная, начитанная, она была охоча до интриг и сплетен. В ее похожем на палаццо эпохи Возрождения великолепном дворце на Дворцовой набережной, роскошью затмевавшем Александровский дворец, собирался весь свет Петрограда. Во время обедов и званых вечеров нередко объектом злых нападок была царственная чета. Великая княгиня ни на минуту не забывала, что третьим претендентом на престол после цесаревича, который был болен, и великого князя Михаила Александровича, вступившего в морганатический брак, являлся ее старший сын Кирилл.