Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И я тоже, – согласился Семён. – Поэтому и хотел бы попробовать.
– Но если я дам вам попробовать, то ведь умру, – возразил Рубель.
– Нельзя такого исключать, – кивнул Семён. – Но можно что-нибудь придумать. К примеру, ты отдашь какую-то часть души, оставив то, что срослось с тобой крепко. Или я могу на время отдать тебе свою. Или можно сделать сразу и то, и другое.
Рубель постоял несколько секунд в нерешительности, потом вдруг приободрился:
– А мне, пожалуй, нравится идея. Давайте поменяемся. Но чур без фокусов – на пару минут, и по первому же желанию любого из нас происходит обратный обмен.
– Согласен, – кивнул Дудиков.
– Что ж, хорошо. Попробуем. Включите своё воображение, – Рубель расправил крылья и взял Дудикова за руку. – Положите свою ладонь мне на живот, вот так. А я положу вам. По моей команде отдёрните руку.
Рубель прикрыл глаза и сосредоточился на чём-то внутри себя. На кончиках его пальцев и пальцев Дудикова забегали лёгкие синие искорки, а затем руки осветились приятным голубоватым светом.
– Давайте! – воскликнул Рубель, и они разом оторвали друг от друга руки, а затем покачнулись и оба рухнули на землю.
Прошло, наверно, около минуты, когда тело Семёна слегка зашевелилось. Он приподнялся, провёл рукой по лбу и осмотрел себя.
– Кто я? – произнёс он. – И что со мной? Ответьте же, мой друг. Я чувствую в себе огромных сил прилив. Но в то же время вызывает он испуг. Я даже не пойму, я жив или не жив. И эта мерзость, что вздымается во мне, в глубинах памяти, и тысяча желаний меня одолевают всё сильней, и надо много приложить стараний, чтоб удержаться, чтоб не натворить чего-то страшного, хоть это так манит. Смогу ль терпеть неясность впереди? И что за мука ощущать в груди холодный и расчётливый гранит…
Очнулся и Рубель, резко присел.
– Я кто? – спросил он. – И почему внутри так пусто? Ни мыслей, ни идей, один лишь голод, злоба и тоска. А! Вот тебя я знаю! Ты – президент Земли. Планета неплохая, но люди, что живут на ней – преотвратнейшее племя. И я сам теперь какой-то невыносимый. Где глубина? Где разум? Где способность понять и всех, и всё? Где планов громадьё? Я не согласен. Не знаю, кто я, но хочу назад.
– Я тоже, – согласился Дудиков. – Так давайте же, мой друг, прибегнем снова к чарам ваших рук.
Они снова возложили ладони друг другу на животы. На секунду вспыхнуло пламя, и их слегка отбросило в стороны, отчего Рубель перекувырнулся, а Дудиков стукнулся затылком о камень.
Впрочем, через пару мгновений они резко вскочили на ноги и уставились друг на друга.
– Да уж, идея была неудачной, – сказал Дудиков злобно. – Я и не знал, что ты настолько мерзкий тип. И теперь понимаю, отчего тебя всё время тянет говорить стихами.
– А я и вовсе не рад, что тебя встретил, – сказал Рубель. – Одна ненависть и самодовольство, ни на чём не основанное. И пустота – чёрная, ненасытная. Фу! Меня сейчас вырвет.
– Да ладно уж, – сказал Дудиков. – Зато теперь мы не питаем иллюзий относительно друг друга. Где там моя пресс-конференция?
– Да вот же она, – Рубель взмахнул крылом и исчез, а Дудиков в роскошной красной меховой мантии и с глобусом в руке очутился на высоком стуле посреди залитого светом зала. Лампы светили ему в глаза, и он почувствовал, как тональный крем плавится и ползёт по лицу.
Откуда-то с небес раздался торжественный голос Митьки:
– А сейчас перед нами выступит Президент Всея Земли, великий и несравненный Семён Иванович Дудиков!
Дудиков поправил съехавшую на ухо тяжёлую шапку и заговорил:
– Бояре! Тьфу ты… Граждане Земли! Наступает тяжёлый час, а может быть, и год, причём не один. Мои дозорные со всей достоверностью сообщают, что к нам приближается с абсолютно угрожающими намерениями супостат, который при ближайшем рассмотрении оказывается вероятным противником. Братья и сёстры, дальние родственники, знакомые и коллеги, врачи и учителя, сантехники, журналисты, композиторы и прочее быдло! Я бы хотел призвать вас встать на защиту нашей планеты от супостата. А супостатом, если вдуматься, может стать каждый. Вот если, скажем, ребёнок утром не помыл себе руки, то не враг ли он нам? Ведь каждая болезнетворная бактерия может угрожать нашей стабильности и процветанию. А женщина, которая красит губы? Может ли каждый из нас быть уверенным, с какой целью она это делает? А фильмы? А колёса? А склероз? Всё, абсолютно всё может служить нашему вероятному противнику. Посему призываю вас оказать мне поддержку абсолютно во всём. У вас просто нет другого выбора, кроме как довериться мне целиком и полностью. Так и скажите: «На тебя уповаем, царь-батюшка». И денежку дайте, и лобызайте меня во все места. Ибо если не я, то кто же вас защитит, сирых, убогих и неразумных? И бдите. Очень важно, не смыкая глаз, всматриваться друг в друга, выискивая в каждом из нас что-то подозрительное, сомнительное и слабое. Ведь все мы на самом деле друг другу враги, и надо суметь это вовремя заметить и предотвратить. Вы всегда можете доверить мне самое сокровенное – например, вашу тайну или секрет вашего друга. Я сам сделаю нужные выводы. И не бойтесь доносить. На том свете всем воздастся, и чем больше, тем лучше. Теперь о том, что я собираюсь сделать. Я собираюсь укрепиться. Я хочу стать сильным и защищённым от любых напастей, в том числе и от вас. Потому что если я слаб, то как же я буду вас защищать? А если силен, то разве вы сможете мне навредить? То-то же! Любите же меня, бояре и простой люд! Цените и лелейте!
Последние слова потонули в шквале аплодисментов, которые Дудиков внезапно смял рукой и отбросил в сторону, оставшись наедине с Рубелем посреди крохотной плохо оштукатуренной каморки без дверей и без окон.
– Ну что? – спросил он Рубеля. – Сойдёт?
– Весьма вдохновляет, – кивнул Рубель. – Мне даже самому захотелось дать вам денежку.
– За чем же дело стало? – хмыкнул Семён, снимая шапку Мономаха и протягивая демону словно чашу для подаяния. – Ладно, шучу. Ты лучше вот чего… Добудь мне часы такие, типа шахматных, только для одного. Чтобы время отмеряли и звонили каждые десять секунд.
– Эээ, – Рубель ошарашенно поднял брови.
– А, ладно, как хочешь. – Дудиков отмахнулся. – Где тут
