Ближе к вечеру к нам заглянул Тур Эйнар. Он притащил с собой чаячьи яйца и ящик пива «Макёль».

— Вы до сих пор чаячьих яиц не попробовали — вот стыдоба! — укорял нас он. — Северная Норвегия — это два блюда. Мёлье и чаячьи яйца. Уехать отсюда, не попробовав их, недопустимо.

Нильс Эрик лежал на диване, он температурил и поэтому отказался и от пива, и от яиц, так что отдуваться пришлось нам с Туром Эйнаром.

— Пошли на берег, а? — Тур Эйнар по обыкновению лукаво улыбнулся. — Погода отличная.

— Пошли, — согласился я.

Общего языка с Туром Эйнаром я так и не нашел. Мы были ровесниками и имели намного больше общего, чем с Нильсом Эриком, но это положения не спасало, да и не в этом было дело. В присутствии Тура Эйнара я всегда притворялся, а с Нильсом Эриком — нет; притворяться я не любил, мне не нравилось, что я сперва обдумываю каждое слово, а потом говорю совсем не то, что думаю, а скорее то, что он хочет от меня услышать.

С другой стороны, у меня почти со всеми так, да, даже с Яном Видаром, моим самым лучшим другом в последние пять лет.

Это было нестрашно, просто слегка неприятно, и привело это к тому, что я старался не оставаться с Туром Эйнаром наедине.

Но сейчас деваться было некуда. К счастью, у нас было пиво, и достаточно двух бутылок, чтобы все эти сложности стерлись, как мел под мокрой губкой. Мы сели под синим небом, возле блестящей под солнцем воды, на больших камнях. Открыв бутылку, Тур Эйнар протянул ее мне, открыл еще одну, для себя, и подмигнул.

— Ну вот и славненько! — проговорил он. — Последний учебный день закончился, солнышко светит, а у нас пива на весь вечер хватит.

— Да, — сказал я.

Во фьорд вошли несколько шхун, они вальяжно покачивались на волнах, а за ними летели чайки.

Вот оно, пространство, внутри которого мы находимся.

— Ну что, подведем итоги? — спросил Тур Эйнар.

— Учебного года? — спросил я, вытащив пачку табака.

— Да, — ответил он. — Оправдал он твои ожидания?

— Да я, по-моему, и не ждал ничего, — сказал я, — просто взял и приехал сюда. А ты? Доволен тем, как все прошло?

Он задумался.

— Год без девушки — плохой год. — Он прищурился и посмотрел на солнце, а потом повернулся ко мне: — Ты ведь мутил тут с некоторыми? С Ине и Иреной? И еще с этой учительницей с Фюглеойи, как там ее звали? Анна?

— Ага, — ответил я. — Но ничего не получилось. Не вышло.

— Не получилось?

— Нет.

— Ни с кем из них?

— Нет.

Он недоверчиво смотрел на меня:

— Я-то думал, хоть кому-то из нас в этом году повезло. А ты, значит, говоришь, что и тебе не обломилось?

Я улыбнулся, чокнулся своей бутылкой о его и, допив последний глоток, открыл следующую.

— А тебе кто нравился? — спросил я.

— Туне, — ответил он.

Та, к которой я ввалился, когда она чистила зубы, а она меня выставила.

— Да, красивая, — сказал я. — Я к ней тоже клеился, но она меня отшила.

— Да, нелегко это все, — вздохнул он. — Но я тут кое с кем собрался по Европе на поезде. Правда, не вдвоем, с нами еще четверо поедут, ну и что, мы целый месяц будем вместе по Европе кататься, наверняка представится возможность.

— Собираешься покататься на поезде по Европе?

Он кивнул.

— И я тоже, — сказал я, — то есть не на поезде, а автостопом. Мы с приятелем сначала на фестиваль в Роскилле поедем, а потом по Европе.

— Постараюсь на тебя не наткнуться, — сказал он, — а то готовишь девчонку, разогреваешь ее, а потом ты явишься и отнимешь.

— Ты меня переоцениваешь как соблазнителя. Что-что, а это не по моей части.

— Я собираюсь быть рядом с ней постоянно, — поделился он, — это мой единственный шанс. Буду бегать за ней хвостом, как собачонка, и надеяться, что рано или поздно она меня приголубит.

Я поежился.

— Жуть какая, — сказал я.

— Да, но это правда. Вот поэтому и жуть. Во мне есть что-то собачье, — он высунул язык и шумно засопел.

— И за кем еще ты в этом году хвостом бегал? — поинтересовался я.

— За Лив, — он посмотрел мне в глаза.

— За Лив?

— Да, — признался он. — Все девушки нашего возраста из этой деревни разъехались. А она такая красотка. Согласен?

— Ага, — я улыбнулся. — Видел, какая у нее фигура? Какая задница?

— О да. С ума сойти. А Камилла тоже ничего.

— Точно. Но Лив хотя бы шестнадцать. Камилле только пятнадцать.

— Кому какая разница?

— Тоже верно, — поддакнул я.

Мы открыли еще по бутылке. Он улыбнулся, подставив солнцу лицо.

— Какая у нее грудь, — протянул он, — заметил?

— Естественно, — кивнул я, — я на уроках ни на что другое и не смотрел.

— Она красотка. Но до Лив ей далеко.

— Это да, — согласился я.

Я оглянулся и посмотрел наверх. От рыбоприемника отъехала машина, дальше по дороге шагал ребенок и стукал палочкой по столбикам на обочине. На крыше нашего дома сидела чайка. Озираясь, она оглядывала окрестности.

— И еще Андреа, — проговорил я.

— Да.

— Тоже хороша. Заметил?

— Ага.

— Я о ней частенько думал, — сказал я.

— Понимаю, — ответил он.

— А что нам оставалось? Кроме них, тут никого нет!

Мы рассмеялись и чокнулись бутылками.

— И глаза у нее невероятные, — продолжал я. — И ноги длинные.

— Да. А Вивиан тебе как?

— С сестрой не сравнить.

— Это верно. Но что-то в ней есть. Какое-то свое очарование.

— Да.

— Как думаешь, что было бы, если бы этот наш разговор подслушали? — спросил я.

Он пожал плечами.

— По крайней мере, учителями нас больше не взяли бы, — он рассмеялся и поднял бутылку. — Выпьем за старшеклассниц!

— За старшеклассниц! — поддержал его я.

— А их матери тебе как? — спросил он.

— О них я не думал.

— Серьезно?

— А ты что, думал?

— О да, еще как!

— По-моему, я в Андреа даже влюбился слегка, — сказал я.

— Мне она тоже нравилась. Но чтобы влюбиться — это нет. Скорее, в Лив. Она озаряла мои здешние дни.

— Да… Но вообще хорошо, что все кончилось.