Снова вступил в беседу тот, что хотел с самого начала рассказывать, и сказал: «Я постоянно бывал у рабби Шмуэля и могу засвидетельствовать: с кем бы ни заговорил рабби Шмуэль, тут же он знал, что у того на сердце. Достаточно ему лишь взглянуть на тебя — и тут же все твои тайны открыты перед ним. И даже когда погас свет в его глазах, помилуй нас Господи, он узнавал любого человека по голосу. Если проходил мимо ребенок и желал ему: „Доброй субботы, рабби“, говорил ему рабби Шмуэль: не сын ли ты дочери такого-то, что живет на дворе таком-то? И ни разу не ошибался рабби Шмуэль».

Пока одни говорят о мудрости рабби Шмуэля, рассказывают другие о гениальности раввина из Бриска, благословенна его память, который мог угадать, как именно объясняет данный автор в своей книге ту или иную трудность. Как-то увидел раввин из Бриска ученика, читающего книгу. Спросил он его: «Что это у тебя в руках?» Сказал тот ему: «Новая книга с великолепными новыми комментариями». Сказал он ему: «Прочти мне что-нибудь из этой книги». Прочел тот ему. Сказал он: «Если это так, я скажу тебе, какой новый комментарий есть у этого автора по поводу такой-то гемары и по поводу такого-то вопроса». И получилось, что его слова совпали с направлением мысли автора.

Вступил в разговор еще один пассажир и сказал: «А я расскажу вам такое, о чем вы в жизни не слыхали». Перебил его другой и сказал: «А я расскажу то, что даже ты не слышал». Перебил его еще один и сказал: «Собираешься ты рассказать то самое, что слышал от меня. Итак, господа, так было дело…» Не успел начать, как перебил его другой и сказал: «Я расскажу вам такую историю, что вы пожалеете, что есть у вас только два уха». Поскольку всем было известно, что если он откроет рот, то стоит его послушать, навострили все свои уши. Приступил тот к рассказу: «Что заставило рабби из Бриска жениться на Соне? Так это было. После того как развелась Соня со своим первым мужем, приходили к ней сваты от многих видных людей общины, но она отвергала всех. В эти годы овдовел рабби из Бриска. Послала она к нему свата, и двух сватов, и трех сватов, и не вышло у них ничего. Решилась она и поехала к рабби из Бриска. Не пригласил ее этот праведник войти к себе. Сказала она его приближенным: „Пойдите и скажите вашему рабби, что мне надо сказать ему одну вещь. Когда он услышит это, переменит свое решение“. Понял рабби, что это не просто болтовня, и пригласил ее войти. Сказала она ему: „Когда я была ребенком, очень любил меня мой дед. Однажды он усадил меня на колени, и возложил обе руки мне на голову, и благословил меня, и сказал, что я выйду замуж за мудреца моего поколения. А так как рабби из Бриска — мудрец своего поколения, подобает ему взять меня в жены, чтобы исполнилось благословение праведника“. Сказал ей рабби из Бриска: „Слышал я про тебя, что не рождаются у тебя сыновья“. Сказала она ему: „Это не зависит от меня“. Не прошло много времени, как он женился на ней». И как только упомянули тут про ребецн из Бриска, стали говорить о ее могуществе, о том, что в ее времена никто не смел поднять голову, и даже раввины и мудрецы того поколения боялись ее, и само собой разумеется, рабби из Бриска, следующий словам Торы: «Что скажет тебе Сарра — слушайся ее».

В то самое время, как одни восхваляют рабби из Бриска, говорят другие о величии Любавичского ребе, о том, что он был Божьим человеком, святым, и лицо его было подобно лику ангела Бога Воинств, и он не забывал ничего из того, что учил. И если спрашивали его, как поступить в соответствии с Законом, он тут же открывал Гемару и показывал ответ. И ни разу в жизни не должен был он листать книгу, и знал номер страницы, и даже указывал пальцем строку. И мало этого, но то, над чем другие трудятся час и два часа, он схватывал мгновенно, волшебным образом. Однажды прибыли к нему евреи из Хеврона, а в руках у них записан вопрос, занимающий несколько листов. Взглянул он на вопрос и ответил на него. Сказали они ему: «Ребе наш еще не прочитал целиком вопрос, а уже отвечает на него». Сказал он им: «Если так, послушайте и я скажу вам все, что написано тут». И оказалось, что он повторил все слово в слово. Только самую малость его гениальности видим мы в его книге «Учение о милосердии», которую он издал, потому что чувствовал: силы его уходят, трудно ему учить учеников, и он написал свою книгу, чтобы та служила учебным пособием для учеников. За всю жизнь у него не пропало зря ни минуты, и на склоне лет он повторял Мишну наизусть, ибо говорил этот праведник: «Каждый еврей должен знать все шесть разделов Мишны наизусть. Вдруг он будет умирать в субботу и придется ему лежать и ждать до исхода субботы, пока не похоронят его. Что он будет делать, чтобы не пропало его время впустую?» И получается, что он имел в виду самого себя, так как знал он божественным наитием, что скончается в субботу. Умер он в субботу, в тот час, когда весь Иерусалим стоял в синагогах и в бейт мидрашах в честь прихода субботы. Раздался вдруг страшный грохот, будто разверзлись небеса и земля треснула. И поняли все, что Любавичский ребе скончался. По окончании молитвы пошли к нему и не застали его в живых.

Пока одни восхваляют великих знатоков Торы, другие сидят и рассказывают о деяниях праведников Иерусалима, которые не были знатоками Торы, однако были большими праведниками, как, например, реб Hoax Хаят. Высокий и худой, он вел себя как абсолютный невежда, но, когда рабби Шмуэль затруднялся найти мужа агуны, он приглашал реб Ноаха, и тот говорил ему, где скрывается этот человек, и слова его оказывались верными. Как-то раз начал рабби Шмуэль приводить ему тексты из Торы. Притворился реб Hoax, что не понимает, о чем идет речь. Сказал ему рабби Шмуэль: «Знаю я, что ты — знаешь». Сказал ему он: «Не знаю я, не знаю я. Только одно я умею — находить евреев, оставляющих женщин без гета, чтобы освободить дочерей народа Израилева от оков, не дающих им создать семью». Сказал ему рабби Шмуэль: «Я приказываю тебе открыться передо мной!» Сказал тот ему: «Замолчи! Не то я прикажу тебе сделать все, что мне будет угодно». Испугался рабби Шмуэль и замолчал.

5

В то время как «поляки» и «литваки» восхваляют мудрецов Польши и Литвы, «венгры» рассказывают о выдающихся людях Венгрии. Был там, в этом вагоне, человек один, жалкий и измученный, который ездил к яффскому раввину, чтобы тот помог ему в его тяжбе. Жена его помешалась после первой брачной ночи, а иерусалимские раввины не дают ему развестись с ней, хотя им обычно не составляет труда написать гет любому, кто в состоянии заплатить писцу. Смотрит он злыми глазами на этих баловней судьбы: каждый сидит себе на своей подушке и на своем одеяле, одетый в целое платье, без дыр и заплат, и есть у него дом, и «постель ему постелена, и стол накрыт». Тогда как он живет с умалишенной женщиной в убогом жилище «без постели и без стола». Фыркнул он с презрением на всех них и на рассказы их. Прикрикнул на него один ешиботник и сказал ему: «Что ты шипишь на нас, как крыса?» Поднял этот человек голову и сказал ему прямо в лицо: «Если всякие сказки вы желаете слушать, я расскажу вам такие истории, что вывернется у вас все нутро наружу. А ты… ты можешь сказать своему отцу, чтобы он предал меня отлучению и опале, как предан опале рабби Акива-Йосеф, у которого — настоящее еврейское сердце». И как только он вспомнил о рабби Акиве-Йосефе, начал говорить о том, сколько пришлось вытерпеть этому праведнику за то, что он пытался отменить запрет нашего учителя рабби Гершома брать вторую жену. А когда он захотел еще изменить и другие великие постановления, выступили против него власть имущие и стали травить его. Услышал об этом его тесть рабби Гилель из Коломии и написал ему: «Когда праведный Ари[99], благословенна его память, был в Иерусалиме, он увидел ангела смерти, одна нога которого стоит на месте Святого Храма, а другая нога на его доме, и вынужден был бежать из Иерусалима. И ты — беги!» Ответил ему рабби Акива-Йосеф: «Я — не побегу». И до сих пор он живет в Иерусалиме, и город полон раздорами, и нет добра народу Израилеву.