Сэр Джон Лоуренс приехал в Биджапур несколько часов тому назад, и Арджуна, уверенный в том, что это воззвание относится к прибытию генерала-губернатора, вышел на веранду, тянувшуюся с передней стороны дома, напротив сквера.

Спрятавшись позади соломенного мата, он слушал с большим вниманием и скоро понял всю важность этого документа, объявляемого во всеуслышание. Вице-король хотел ознаменовать свой приезд в Биджапур смелым ударом и объявлял войну обществу Духов Вод. Вот содержание указа, прочитанного тотти — общественным чтецом:

Всем жителям Бенгалии, Бихара, Бунделькханда, Мейвара, Пенджаба и Декана; всем людям, живущим по ту и по эту сторону Ганга, которые будут слушать здесь написанное, привет и благопожелание!

Мы, Уильям-Эдмунд-Джон Лоуренс, генерал-губернатор Индии, по воле нашей всемилостивейшей государыни Виктории, королевы Англии и Индии, и по данной ею нам власти решили и решаем следующее:

По согласию с нашим верховным совещательным советом ввиду постоянных смут, которые с незапамятных времен производит в этом государстве тайное общество Духов Вод, общество это считается и будет считаться упраздненным через три дня после обнародования сего.

По прошествии этого срока всякий, считающий еще себя членом этого общества, будет призван на заседание военного суда, устроенного специально с этой целью, и судим по всей строгости законов.

А чтобы всем это было ведомо, обнародование приказа будет повторяться в течение трех дней, следующих за нынешним…

Затем следовало чтение подписей вице-короля, а также чиновников министерства внутренних дел и полиции, обязанных наблюдать за исполнением этого указа.

По окончании чтения тотти громко протрубил несколько раз в трубу и продолжал свой путь, чтобы на некотором расстоянии повторить то же самое.

Индусы, собравшиеся вокруг тотти и выслушавшие его чтение, медленно разошлись по домам, не выражая ни одобрения, ни порицания и не делая никаких замечаний. Два полка артиллерии и один полк шотландцев сопровождали вице-короля; эти военные силы должны были дать понять жителям Биджапура, что в Декане начнутся обычные репрессии. Только сурово нахмуренные брови туземцев указывали на ненависть последних к своим притеснителям, но вместо того, чтобы предаваться бесполезным манифестациям, они с терпением, свойственным жителям Востока, ждали дня, назначенного для будущего восстания.

— О, о! — воскликнул Арджуна после нескольких минут размышления, — вот что важно и требует быстрого решения. Долг повелевает мне забыть собственные оскорбления и просить свидания у Совета Семи, чтобы совместно обсудить, как лучше действовать в подобном случае.

И не теряя ни минуты, он отправил посла, назначенного для исполнения тайных поручений, и указал ему, как проникнуть в дворец Омра, чтобы никто не заметил его. Посол вернулся через несколько минут и принес ответ на пальмовом листе:

Пусть брахматма не беспокоится: Тайный Совет бодрствует и уведомит его, когда наступит время действовать.

Та же система! Его решили держать в стороне от всех дел общества, даже в самых серьезных обстоятельствах, когда он с минуты на минуту мог поплатиться своей жизнью.

— Нет, тут настоящая измена, — прошептал он, — прекрасно, я буду действовать сам.

Вернувшись обратно в свои апартаменты, он открыл потайную дверь, скрытую за его кроватью, и вошел в комнату, заполненную множеством разных туземных костюмов, от простого костюма судьи до роскошного одеяния раджи.

Он быстро разделся, натер все тело ореховым настоем, чтобы придать коже коричневый цвет, надел на голову парик из длинных волос, заплетенных шнурочками, и вымазал лицо белыми и красными полосами. Надев затем вместо одежды пояс, составленный из трех полос бумажной материи, он накинул лангуту, взял бамбуковую палку с семью узлами, длинные четки из зерен сандала и тыкву, превратившись таким образом в пандарома, то есть пилигрима, продающего множество мелких вещиц, смоченных в священных водах Ганга. Выйдя через потайную дверь, он побежал по улице, громко восклицая:

— Шиваи! Шивайя! Аппа! Аппа! Вот, вот слуга Шивы, сын Шивы!

Потрясая затем четками, он прибавлял гнусавым голосом:

— Кто хочет, кто хочет зерен сандала, омоченных в священных водах Ганга?

И толпа теснилась вокруг него; одни из них покупали зерна четок, другие, еще более благочестивые, целовали следы ног пилигрима. Молодые матери приносили ему своих младенцев и просили его благословить их.

А он направлялся все дальше и дальше к дворцу Семи Этажей.

Сэр Джон Лоуренс во дворце Омра. — Джеймс Уотсон и Эдуард Кемпбелл. — Рассказ начальника полиции. — Повешенный и воскресший Кишнайя. — Договор.

НОЧЬ СНОВА ОПУСТИЛА СВОЙ ПОКРОВ над древним городом, взбудораженным ненавистью, злобой и местью. Сэр Джон Лоуренс, который провел весь день в приемах, заявил по окончании обеда, что чувствует себя усталым; он отослал всех своих секретарей, адъютантов и посетителей и под предлогом отдыха приказал строго-настрого никого не пускать к нему.

С ним остались только Уотсон — главный начальник полиции, и молодой офицер, говоривший на трех или четырех местных диалектах, — Эдуард Кемпбелл, сын полковника Кемпбелла, защитника Хардвар-Сикри, в настоящее время командир 4-го шотландского полка в Биджапуре. Молодой поручик был личным переводчиком губернатора во всех делах, которыми его милость занимался сам, без участия администрации и официальных переводчиков.

— Так как же, Уотсон, — спросил благородный лорд, — какое действие произвел наш декрет на туземное население.

— Мне кажется, сэр, эта мера должна была прежде всего ужаснуть его…

— Неужели вы сомневались, Уотсон?

— Я выражаюсь так, сэр, на том простом основании, что мы никогда не можем знать настоящих чувств индусов; касты, предрассудки, религия так разделяют нас с ними, что они нам гораздо более чужды, чем какой бы то ни было народ в мире, несмотря на то, что подвластны нам. Лукавые, хитрые, способные многие годы хранить тайны заговора, они искусно умеют скрывать свои чувства, и тем скорее нужно ждать взрыва, чем более спокойными они кажутся. Я проехал весь Декан по вашему приказанию и ужаснулся при виде тишины, встреченной мной повсюду.

— Вы большой пессимист, Уотсон! Мы, напротив, убеждены, что нашего приезда в Биджапур и водворения военного суда достаточно, чтобы внушить им спасительный страх; наказав несколько безумных голов за преступный нейтралитет во время восстания на севере, мы надолго водворим спокойствие в этой стране.

— Да услышит вас Бог, сэр! Но вы знаете, что я всегда говорю с вами откровенно…

— Продолжайте, Уотсон! Мы потому и расположены так к вам.