Он пытался отдать каждую частицу себя, которая могла почувствовать разочарование — которая могла хотя бы помыслить о подобном, — тому, что он делает, изжить ее, с головой уйдя в конкретное занятие, словно действительно любил Марка. Он вел машину, мстительно согнувшись над баранкой. Он был почти рад боли, которую это причиняет, ему хотелось вложить в это еще больше силы и страсти, но затем, когда вождение стало действительно изматывать его, он, разумеется, начал злиться на машину, дорогу, собственное тело.

Они с запозданием узнали, что произошло на римском Форуме. Когда Марк взобрался на статую, тяжелый черный автомобиль все еще катил по прибрежной дороге из Ареласа в Никею, Уна не отрывала глаз от серого моря, они ехали вперед дремотно, почти ни о чем не думая.

И все же иногда белые и платиновые световые шары появлялись на поверхности воды и, казалось, ослепительно сверкали сами по себе, словно не завися от грозового неба, и Уна, которая едва смотрела на море, с тех пор как они покинули Британию, снова почувствовала изумление, будто разряды молний были как-то связаны с Марком и с ней.

А затем снова пошли смутные воспоминания и догадки; глядеть на море казалось преступно бессмысленным занятием, а серебряные вспышки — дурным предзнаменованием. Как и Дама, она чувствовала себя заряженной миной, готовой взорваться от безделья, и сидела совершенно неподвижно, словно легкое движение запястья могло навлечь страшную беду. Разговаривали они лишь изредка, но, спустя час после того как пересекли границу Италии, стало ясно, что Даме, глядящему вперед затуманенным взором, нужно нечто большее.

Рядом с Дамой, где до сегодняшнего дня сидела Уна, Сулиен чувствовал себя так, будто руки его обожжены и горят, напряжение копилось в машине, как в лейденской банке. Сначала он беспокоился из-за Дамы, а затем и вправду начал подумывать о том, что они могут разбиться, если никто не остановит вошедшего в раж водителя.

— Остановись, Дама, — сказал он. — Ну, давай. Мы почти не спали эту ночь, да и накануне, на сегодня ты уже хорошо поработал. Остановись, остановись.

Он чувствовал, как сидящая сзади Уна медленно переводит дыхание, как ей хочется воспротивиться ему, но она сдерживается. Еще полчаса Дама делал вид, что не слышит настойчивых просьб Сулиена, но потом, уже подъезжая к Генуе, неожиданно сдался и наконец остановился на полупустой посыпанной гравием парковке у порта.

— Я в порядке, — заметил он обычным, дружелюбным голосом и вскоре уснул. Уна прерывисто, с облегчением вздохнула.

Они с Сулиеном выбрались из машины.

— Уверена, что один из нас может повести, — заявила Уна.

— Вполне вероятно, но слушай, сначала надо поесть.

Уна видела, что эта передышка неизбежна, но подумала, как думала во время каждого привала, что, возможно, именно сейчас мы все погубим, возможно, именно в это, проведенное здесь, упущенное время он умирает. Но даже это была слишком смелая мысль: вероятнее всего, они в любом случае не смогут ему помочь. Было непонятно, как, оказавшись в Риме, они смогут найти Марка, даже если он там.

— Ладно, — с улыбкой произнесла Уна. Сулиену было ее очень жаль.

Они не знали, почему большинство магазинов закрыто. Уне показалось, что весь город распух от мелких препон и недоразумений, намеренно стараясь их задержать. И поначалу из-за какого-то сдвига в замкнутом на себе восприятии было неудивительно, что Марк может бродить по этим улицам, как ветерок, разносящий слухи, что другие люди думают о нем.

Затем — им наконец удалось отыскать булочную — появился пожилой человек, мрачно смотревший на буханки и батоны, а в голове у него крутился обрывок фразы: «…вас обманули», и в сознании мелькали обрывки сцены или рассказа, не то чтобы образы или слова, а сгустки памяти, составленные из того и другого: статуя, римский Форум, Марк — все эти вещи были как-то связаны, но Уна пока не могла их осмыслить, а мужчина между тем серьезно сосредоточился на том, что будет есть на обед и как это несправедливо, что ему придется готовить самому. Уна была в бешенстве. Она уже собиралась вновь выцарапать только что мелькнувшую мысль, а затем обернулась, забыв про булочника, будто Марк был где-то в магазине. Подобное же настроение царило повсюду, копилось в домах и слишком напоминало ее собственное, чтобы она могла охватить его разом. Это была суспензия, мелькающая телевизионная картинка, возникшая недели, месяцы назад, с того дня, когда разнеслась весть об исчезновении Марка Новия. В окно она увидела женщину, перебегавшую улицу, чтобы потолковать с соседкой, возбужденную, но и сердитую, словно ее обвели вокруг пальца, обворовали, и в то же время напряженно что-то обдумывающую, и пронзительная мысль ее ниточкой протянулась к Уне: худенький, он такой худенький.

Уна почувствовала неистовую, танталову жажду облегчения, но загвоздка была в том, что все вокруг никак не хотело складываться в единое целое, никто до конца не понимал, что произошло.

И Сулиен тоже обратил внимание на царившую кругом атмосферу, прежде чем Уна успела что-нибудь сказать. Магазин, казалось, открыт не так давно, однако через прилавок ему была видна задняя комната, откуда мужчины, сажавшие хлеб в печь и раскатывавшие тесто, явно не хотели выходить, чтобы обслужить покупателей или хотя бы разложить товар по полкам; мальчишка, которого они время от времени посылали за прилавок, спешил обратно к происходившему там разговору.

— Думаю, он жив или недавно был жив… — шепнула Уна. — Думаю, его показывали по дальновизору. Все что-то знают.

Сулиен на мгновение уставился на нее, а затем подошел и окликнул булочников с прямотой, которая даже несколько поразила Уну:

— Эй, мы со вчерашнего дня в дороге, что-то пропустили?

В Риме, хотел было добавить он, но булочники поняли его с полуслова. И им это было приятно, лица озарились белозубыми улыбками, горячим желанием поскорее поделиться новостью; своей неосведомленностью Сулиен словно преподнес им подарок. Они ринулись к нему, отпихивая друг друга, готовые чуть ли не подраться.

— Так вы не знаете? Но хоть знаете, что сегодня была церемония?

— Нет, — приветливо признался Сулиен. Уну обуревали противоположные чувства, чутье подсказывало, что им следует быть более осторожными, ей хотелось вытянуть из этих людей информацию на свой манер.

— И где вы только были? Слушайте, это показывали по дальновизору, кто-то выскочил из толпы…

— Сначала ничего видно не было, — прервал его помощник булочника, — только слышно, как кто-то кричит.

Булочники снова дрались за право рассказать о случившемся — выиграл старший.

— Были слышны только крики, но потом изображение сдвинулось, и показали парнишку на пьедестале… то есть на статуе, и император, кажется, решил, что это Марк Новий, но!.. — Булочник хлопнул в ладоши и свирепо ухмыльнулся; Уна с Сулиеном обменялись взглядами, в которых сквозила неприкрытая тревога и надежда. — Так вот, они ничего не сказали, не объяснили. Не понимаю, как такое может быть!