Пытаюсь выяснить ее телефон, хорошо знакомый, выжженный в моей памяти до каждой цифры.

– Не нужно мне звонить, извини…

Она убегает, но я почему-то отчетливо вижу, как нас венчают в церкви. На нас очень простая одежда: я в каком-то убогом светлом костюме, Алеся в льняном платье, без фаты, без украшений. Чувствую запах горящих свечей и ладана. Это моя, моя женщина. Она суждена мне Богом. Но Бог не дает мне ее. Что я должен понять? Что должен сделать?

На следующий день из обзора прессы я узнаю: начинается реконструкция Несвижского замка, резиденции Радзивиллов. А ведь моя девочка говорила о том, что после аспирантуры хочет писать диссертацию о древнем княжеском роде.

Я подарю ей этот замок. Я восстановлю все то, что было утрачено. А потом объясню, что пусть я пока не знаю всех этих поэтов и исторических событий, но это лишь вопрос времени, я все изучу, пойму, полюблю. Потому что я люблю ее.

С планами восстановить замок за полгода пришлось попрощаться сразу же. Объем работ колоссальный. Плюс кривые руки строителей, полное непонимание ими специфики работы на историческом объекте. Но мне было легко нести этот крест. Когда любишь – все легко.

Я не ожидал ее увидеть так скоро.

Алеся приехала в Несвиж буквально через месяц после начала работ.

Совершенно без косметики, в джинсах, клетчатой рубашке и кроссовках, она напоминала школьницу. И это была самая красивая школьница на свете!

На негнущихся ногах подхожу к ней, глазеющей на стройку, открыв рот.

– Мы с вами общались, помните? На конкурсе красоты.

Напоминать ли про «паэтычную вечарыну»? Не знаю, не уверен…

Она сверкает белозубой улыбкой:

– Извините, не помню. Я и конкурс этот забыла уже, пустое. Вот тут – все настоящее. Говорят, белорусский бизнесмен затеял реконструкцию. Молодец, уважаю. А вы – строитель?

Мои кеды стоят пятьсот евро и джинсы столько же. Майку старательно рвали итальянские дизайнеры. Милый ребенок, ей и правда наплевать на все эти брендовые шмотки.

Я все же собираюсь сказать, что никакой я не строитель, а тот, другой парень, который молодец. Но слова застревают в горле. Я замечаю на пальце Алеси обручальное кольцо. А она замечает, что я замечаю.

– Поздравьте меня, я замуж вышла! Хотите, покажу вам фотки?

Непринужденно лезет в карман за мобильным телефоном, щелкает картинками.

На ней – простое льняное платье, ни фаты, ни украшений. Муж, объелся груш, жирный боров с пивным брюхом – в ужасном светлом костюме.

Не могла выбрать себе мужчину поприличнее, этот же – совсем плох.

Качество снимков отвратительное! Неужели они не смогли даже нанять приличного фотографа и снимали такое событие на сотовый?! И ведь это я, я должен был стоять рядом с ней в церкви, я это видел, я видел это платье, я с ней венчался!

Когда я все-таки собираюсь все это рассказать, Алеси уже нет рядом, она исчезла.

Я схожу с ума?

Я схожу с ума.

У меня галлюцинации.

Да, дела…

– Привезли паркет, смотреть будете?

От прораба идет запашок вчерашнего застолья, но в настоящий момент это неважно.

– Скажи, ты не видел здесь девушку? Светловолосую, в клетчатой рубашке?

– А что, надо было не пускать? Она так просила, говорила, одним глазочком посмотрю. Ушла она давно.

Значит, моя женщина здесь действительно была. Была и ушла. К своему мужу. Бред…

Все, пора завязывать с этим. Не с реконструкцией, это по-любому дело хорошее. Чем в казино деньги просаживать, лучше оставить после себя что-то хорошее, да и людям польза.

Завязывать надо с Алесей, со всей этой любовью. Мало ли что там кажется, любовь-морковь. Крыша ведь все-таки едет. То видение насчет венчания в церкви у меня реально было. И вот она в таком же платье выходит замуж за другого кренделя. Нет, все, все. Любые мысли об этой девочке наказываются штрафом в два дополнительных километра на беговой дорожке. А еще лучше – в три километра.

Штраф.

Штраф.

И даже теперь, когда я пыхчу на тренажере, отрабатывая установленные самому себе санкции, к моему «наказанию» добавляются все новые и новые километры…

В общем и целом расклад понятен, и он совершенно не в мою пользу. Такие девушки, как Алеся, выходят замуж один раз и навсегда, по большой любви. Она – очень добрый, светлый, приветливый человечек. С искренней симпатией она будет непосредственно болтать со «строителем». Но стоит только попытаться влезть в ее брак – мало не покажется. Если, даже будучи свободной, она хронически не обладала ни врожденной женской склонностью к кокетству, ни практичностью – то теперь тем более мне ничего не светит.

Но это рассуждения на уровне рассудка.

А душа наполнена Алесей целиком и полностью. Я начинаю видеть ее в своем доме, слышать звонкий смех, чувствовать легкий аромат духов. Она настолько моя, она так близка мне, что иногда я начинаю ощущать даже ее эмоции, видеть кадры событий из ее жизни, ее глазами. Я помню, в сознании вдруг возникает серая старенькая «Мазда‑626». И эта машина непонятно почему начинает мне казаться такой красивой, я чувствую искреннюю радость, когда думаю о поездке на этом автомобиле. Я, в гараже которого стоят «Мерседес» и «Тойота Лендкрузер»! На следующий день я вижу в городе серую «Мазду», за рулем Алесин боров, а она сама, с сияющими глазами, улыбается прохожим…

И я начинаю бояться, что в следующий раз увижу более интимную сцену. Моя богиня – это что-то настолько возвышенное и святое, я сам о сексе с ней даже не думаю. И очень страшно, что если вдруг…

Кажется, врач, которому я жаловался на хроническую усталость и некоторые «странные видения», так толком и не понял, что со мной творится. Я и сам, кстати, не понимал. Но выписанные им таблетки помогли, галлюцинации исчезли.

Галлюцинации исчезли.

Но не надежды.

Восстанавливая Несвижский замок, я начинаю читать кучу исторической литературы. Мне кажется, что стоит только изучить все эти книжки, которые проштудировала Алеся, и я пойму ее мышление, всю ее сущность. Пойму эту девушку так, как не понимает никто. И тогда уже смогу получить моего ангела.

Но чем больше я начинаю узнавать, тем меньше понимаю Алесин фанатизм.

Да, в истории Беларуси есть славные страницы – как и в истории любой страны.

Но я – бизнесмен, и анализирование вопроса комплексно – моя стихия. Я не могу не отмечать присущей белорусам слабости и пассивности, неумения создавать достойные условия для талантов, боязливости и осторожности. Есть и то, что не поддается объяснению. Откуда при всей покорности у белорусов иногда проявляется эта упертость? Нас должны были уничтожить во время Великой Отечественной, но нигде немцы не встречали такого отпора, как на этом клочке земли…