Теперь по ночам уже невооруженным глазом можно было заметить, что с гигантскими вулканическими фрахтерами творится что-то неладное. Когда заходило солнце и на всех других кораблях вспыхивали огни, Гекла Лейрхукр Дюнгйя Катла Мюватн, хотя на них и не горело ни одной лампы, выглядели так, будто они окутаны в тонкие пелены из света. Очертания кораблей, скользящих по черной воде, можно было рассмотреть во всех подробностях, вплоть до киля: винты мачты ванты и налипшие на них массы водорослей излучали, подрагивая, слабый белый свет. С каждым часом интенсивность излучения усиливалась. В темноте люди видели, что и вода на много метров вокруг этих кораблей тоже светится. Транспортные и сопровождающие суда все дальше и дальше удалялись от плавучих ангаров; моряки наведывались туда маленькими командами, да и то лишь на несколько часов. Всеми овладел страх. Люди, подавленные, валялись на койках. Что им теперь делать? Что делать с этими ужасными хранилищами вулканического жара, которые приходится тащить за собой и которые, словно сказочные чудовища, растут не по дням, а по часам? Никто больше и не помышлял о том, чтобы их взорвать. Моряки просили руководителей экспедиции загнать турмалиновые суда во льды и бросить их там, а самим бежать. Но кто знал, что тогда случится с полотнищами. Лед мог растаять, течение погнало бы фрахтеры на юг, их изоляция была бы нарушена; и они, эти ужасные лучащиеся огненные сущности, устремились бы к европейскому континенту. От них, конечно, необходимо избавиться, но в бегство обращаться нельзя. Надо плыть к Гренландии. И руководители, и рядовые члены экспедиции даже думать боялись о том, как все сложится дальше. Но они плыли. В воде металлически поблескивали чешуей многочисленные рыбьи стаи. Голубовато-серые лососи с темными колышущимися плавниками. Косяки робких макрелещук, преследуемых тунцами и прыгучими стремительными бонито. Казалось, целые луга водорослей оторвались от морского дна, всплыли вверх и прилепились к корпусам фрахтеров. Своим весом они еще больше утяжелили гигантские турмалиновые суда. Но те, похоже, ничего такого не чувствовали. Их форштевни с каждым часом поднимались из брызгающих вод все выше. Ночами корабли бежали по волнам, словно живые огненные существа. Приподнималась и средняя часть судна, и корма. Эти корабли словно готовились взлететь над океаном. Невероятно, но вулканические корабли — к ужасу моряков с сопровождающих судов — теперь намного превосходили размерами все другие суда. С открытым бугом и штевенем бежали они, не качаясь, по поверхности моря — словно по рельсам. Казалось, киль вот-вот поднимется над уровнем воды и корабельные винты вхолостую заработают в воздухе. И лишь когда фрахтеры уже словно горы вздымались над другими кораблями эскадр, их корпуса начали шататься. Дико и рьяно тянулись вверх эти корабли. Вокруг них все клокотало и трещало; машины в их чревах продолжали работать; смертельно усталые, преодолевающие свой страх команды, сменявшиеся ежечасно, делали все необходимое, чтобы фрахтеры следовали нужным курсом. Двигаясь вперед, фрахтеры разрывали толстые, как канаты, слоевища водорослей, оплетавшие их борта и мачты. И стряхивали с себя ледяные массы, облепившие их корпуса, наслоившиеся на них. Все птицы в радиусе километра слетались к фрахтерам; они пикировали на палубы, садились на ползучие водоросли, с писком гоготом криками копошились в слоевищах и листьях, опутавших внешнюю обшивку судов. Тысячи полярных гагар с пронзительными криками опускались на провода и ванты, залетали в люки и иллюминаторы, покрывали своими вздрагивающими оперенными телами забортные трапы; беспомощно подпрыгивая, старались удержаться на корпусе судна, прямо над килем. Бесцеремонно напирающие, выныривающие из воды рыбы заставляли их высоко взлетать, сильные фонтанные струи китов оглушали и подбрасывали в воздух. Птиц относило в сторону льдов Гренландии.

Это уже были не корабли. Это были горы с лугами. И они, эти корабли-луга, жужжали. Жужжали на том же высоком тоне, какой исходил от турмалиновых полотнищ, когда эскадрильи летателей вынимали их из исландского огненного моря. Сквозь хлопанье крыльев карканье щебетание пробивался производящий жуткое впечатление звонкий равномерный звук — что-то наподобие того тихого и мягкого гула, какой производит пар, вырывающийся из жерла турбины.

Страну, которую участники морской экспедиции искали между тридцатым и сороковым градусами западной долготы, они, собственно, не могли увидеть. Ее окружал мощный ледовый барьер. Оттуда, где она находилась, веяло резким холодом и прибывали все новые глыбы белого льда. Светлый стекловидный лед двигался по поверхности океана в виде блоков глыб гор. Чем ближе подходили эскадры к восточному и западному побережьям гренландского континента, тем более высокие ледяные горы приходилось им огибать. От берегов, которых моряки не видели, отплывали белые и голубоватые массы. Ледяные глыбы, с горбами и зазубринами, перемещались, подгоняемые северным ветром; крутились, хрустели и трещали при столкновениях, наползали одна на другую, переворачивались под непосильным грузом, покачивались на открытой воде. Ледяные башни с зубчатыми стенами сближались, соединялись в многоярусные конструкции. Ночами они мерцали. Вода, из которой они возникли, обрызгивала их и ручейками стекала вниз. Или обрушивалась на них шквальными волнами, прогрызала в них щели. Сумеречными ночами льдины напоминали сказочные замки, с балконов которых свисают — стеклянно позвякивая — сосульки длиной с человеческую руку; но эти хрупкие балконы и галереи могли в любой момент обвалиться.

Участники экспедиции искали Гренландию. Но уже и теперь, продвигаясь вслед за ледоколами, взрывавшими или таранившими льдины, они находились во владениях этой земли: льдины были предвестницами глетчеров. Как щедрая старая яблоня, которая год за годом приносит плоды, а они вновь и вновь рождаются (все на той же почве, от того же ствола, той же сущности), — такой была Гренландия, раскинувшаяся по ту сторону ледяного барьера, в сумеречном пространстве: беременная, с окружностью талии в миллионы метров, на черной простыне моря; эта земля обрастала льдом и не стряхивала его. Просто ледовые массы рождались в таком изобилии, что, само собой, постепенно соскальзывали в воду.

На востоке за широким ледовым барьером показался наконец берег: что-то вроде не-окультуренного альпийского пейзажа. Темное водяное зеркало фьордов, черные вершины гор. Все уступы покрыты глетчерами, уходящими и вниз, вглубь ущелий. Над гребнями — подвижные ледяные пирамиды. Долины-борозды заполнены белыми обломками. В бухту Гаал-Ханикас, на семьдесят четвертом градусе широты, зашла одна эскадра: пытаясь спастись от тех турмалиновых судов, которые она эскортировала. Моряков эскадры преследовало чувство, что от этих фрахтеров им нужно бежать. Что нужно, чего бы это ни стоило, избавиться от турмалиновых полотнищ. Остров Клаверинг[78]лежал в этой бухте — гористый и покрытый глетчерами, как и сама Гренландия. В скалистый берег острова моряки (плохо соображая, что делают) вмонтировали высокие легкие металлические столбы. А на утесах в мелких прибрежных водах установили растяжки. На столбы и растяжки они сбросили кристаллические полотнища; сами же фрахтеры, освободив от груза, тотчас сожгли. Уподобившись убийце, который, увидев на своих руках кровь, не придумал бы ничего лучшего, как отрубить испачканные кровью пальцы. Под полотнищами моряки, снедаемые лихорадочным нетерпением, разложили пластины — накопители электроэнергии; и опрометчиво отделили несколько проводов от большого кабеля, который эскадры тащили за собой. В одну из ночей ток был подведен к пластинам. Изоляционное покрытие полотнищ тотчас расплавилось. Результат — бело-красная вспышка. Громыхание, всколыхнувшее землю. Остров выбросил кверху белые облака: дым, подсвеченный снизу красным; дико и непрерывно фонтанирующий. Конструкция, которая поддерживала полотнища, рухнула: столбы и растяжки расплавились. Полотнища в беспорядке свалились на глетчер, стали въедаться в него. Глетчер не выдержал, покрылся трещинами, полотнища проваливались в образовавшиеся ущелья. Глетчер обрушился на полотнища; лед начал испаряться. Но тут и две горные вершины качнулись к полотнищам, порванным раскаленными кусками глетчера. И когда они, среди облаков дыма, накренились над горящими гудящими кристаллами, когда, устремившись вперед, приникли к ним, как борец на арене приникает к груди поверженного противника, — тогда кристаллы наконец взорвались и перестали гудеть. Горные массы заскользили-задвигались, словно под ними было живое существо. Они давили похрустывающие обрывки полотнищ, перекатывались, наползали друг на друга, соединялись. С треском взламывались — там, где погребли под собой потухшие полотнища; после чего проломы, будто фабричные трубы, начинали изрыгать дым. Много часов потом над островом колыхались белые и черные дымовые столбы — как струи фонтана, высоко взлетающие и опадающие. Корабли вместе с потерявшими сознание людьми ударная волна отшвырнула через всю бухту; некоторые разбились об утесы, другие затонули, стиснутые глыбами льда.