Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы уже видели, насколько сильно это искусство, если использовать его в личных целях, и вы, несомненно, понимаете, почему сотни поколений изучали его как искусство лидерства. Однако риторика оставляет свою величайшую силу для государства – и это ставит передо мной важную задачу: донести до вас главную мысль этой, последней в этой книге главы: риторика способна помочь нам выкарабкаться из политической ямы.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОБ УБЕЖДЕНИИ
Первую часть этой главы я заканчиваю небольшим эпизодом самоуничижения, с тем чтобы сгладить свой несколько высокопарный (кто-то бы сказал «претенциозный») тон. Дело в том, что в начальной части этой «речи» мне нужно немного блеснуть этосом. К тому же сам Цицерон говорил, что в хорошей речи переход между частями должен проходить плавно. Упоминание семьи обеспечивает мягкий переход к следующей части, в которой фигурирует моя семья.
Я хочу показать вам незаменимую роль, которую риторика сыграла в основании Американской республики, а также то, как вымирание риторики лишило нас ценного демократического инструментария. В самом конце я изображу гипотетическое риторическое общество, в котором люди счастливо манипулируют друг другом, виртуозно уворачиваются от манипуляции и с умом используют аргументы. Это будет не так сложно, как кажется. Я сам со своей семьёй практикую это уже на протяжении нескольких лет.
Мои дети говорят, что я похож на отца из фильма «Моя большая греческая свадьба». Как отец беспрестанно говорил, что греки изобрели всё на свете, так же и я известен своей неприятной привычкой во всём усматривать риторику. Помню один случай в церкви: моей жене пришлось зашушукать меня, когда я, наклонившись, принялся разъяснять ей происхождение мессы.
Я: Она восходит к одному упражнению, которое выполняли в риторических школах. Оно называется «хрия».
ДОРОТИ-СТАРШАЯ: Ш-ш-ш-ш.
Я: Ученики воспроизводили какое-нибудь важное историческое событие и изображали его главных героев.
ДЖОРДЖ: А кто играет Иуду?
ДОРОТИ-СТАРШАЯ: Может, замолчишь уже?
КАКОЙ-ТО ПРИХОЖАНИН: Ш-ш-ш-ш.
В другой раз я объяснял Дороти-младшей этимологию её любимых медицинских терминов.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОБ УБЕЖДЕНИИ
К слову, о претенциозности: мне нужен такой приём, который позволит сообщить вам какие-нибудь ещё крутые риторические факты и при этом не оттолкнуть вас. Так что я опять прибегаю к самоуничижению: я, как ботаник, привожу риторические факты в форме диалога, в котором привожу риторические факты, как ботаник. Ух, странности-то какие.
Я: Диализ – это такая фигура речи.
ДОРОТИ-МЛАДШАЯ: Это хорошо.
Я: Это когда говорящий сопоставляет обе стороны проблемы в одном предложении. Это как сокращение сердечной мышцы: туда-сюда, понимаешь?
ДОРОТИ-МЛАДШАЯ: Пап, я…
Я: Во времена, когда статус риторики был выше, чем у медицины, ораторы украли у врачей некоторые термины и привязали их к фигурам: метастаз, антистазис, эпитазис, металепсис…
ДОРОТИ-МЛАДШАЯ: Папа, мне всё равно!
Помнится ещё один случай: я возвращался из Северной Каролины, куда я ездил по консалтинговому делу, и по пути обратно я читал лекции своему недоумевающему соседу, молодой женщине, которая только что выучилась на журналиста.
ПОЛЕЗНАЯ РИТОРИЧЕСКАЯ ФИГУРА
МЕТАНОЙЯ. Фигура, предполагающая поправление говорящим самого себя: она корректирует одну из прозвучавших ранее фраз, чтобы как бы усилить общий эффект произносимой речи. Это довольно тонкий и ироничный способ приукрасить какое-нибудь клише – такое, как, например: «Не вынуждайте меня».
Я: А вас всё ещё учат при написании газетных статей следить за тем, чтобы на вопросы «кто?», «что?», «где?», «как?», «зачем?» и «почему?» обязательно был ответ?
СОСЕД: Да, учат.
Я: Этот метод журналистика позаимствовала у классической риторики. Вы знаете, кто такой Цицерон?
СОСЕД: Э-э, думаю, я…
Я: Он говорил, что оратор должен пройтись по всем этим вопросам в начальной, «повествовательной» части своей речи.
СОСЕД (с ледяной улыбкой):…
И пожалуйста, не принуждайте меня распространяться про зарождение Американской республики. Хотя нет, знаете что: принуждайте меня.
Часто можно услышать про то, что Америка была основана как «христианское государство», однако её государственная система гораздо больше обязана риторике, чем христианству, – хотя риторическое искусство и находилось на спаде ещё со времён, предшествовавших революции. В XVII веке Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе, куда входили ведущие учёные, призвало к «точному, прямому и естественному стилю речи», который будет воплощать в себе «математическую простоту». Это общество выпустило манифест, в котором оно призывало всех англоговорящих людей «избавиться от всех ухищрений, отступлений и излишеств в речи; вернуться к первозданной чистоте и краткости – к такой речи, которая способна выразить суть явления одним-двумя словами». Идеал Королевского общества, сводящийся к тому, что одно слово означает один предмет, пожалуй, ни разу не достигался ещё с тех времён, когда люди покинули пещеры; тем не менее их призыв помог убрать излишнее напыление, покрывавшее тогдашнюю крайне вычурную речь.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ОБ УБЕЖДЕНИИ
Сейчас мы говорим о повествовании: о постановлении фактов путём рассказывания. Вы можете превратить концепцию в персонажа вашей истории, введя в неё идеи, противоположные тем, которых придерживаетесь вы, и изобразив приверженцев этих противоположных идей как злодеев. Ох уж это гадкое Королевское общество!
Разумеется, среди тех, кто любил употреблять ухищрения, отступления и излишества в речи, были Кристофер Марло и Уильям Шекспир. Однако важно понимать, что в каждом движении всегда есть свои жертвы.
И тем не менее чистейшая академическая инерция позволила риторике сохранить полноценное присутствие в сфере высшего образования вплоть до самого конца XVIII века – так что каждый член Филадельфийского конвента отлично в ней разбирался. Джон Локк, один из более современных философов, который более чем кто-либо другой вдохновлял основателей Американской республики, заведовал риторикой в Оксфорде. В свои поздние годы Джефферсон выразил слова признательности Локку, а также Цицерону, Аристотелю и Монтеню за то, что те вдохновили его к работе над Декларацией независимости США.
Основатели американского государства были ярыми фанатами Древней Греции и Древнего Рима. Они жили в пародиях на древние храмы, писали друг к другу на латинском языке и платили художникам, чтобы те изобразили их одетыми в тоги. Однако основатели не просто подражали античным людям; они буквально продолжили дело своих республиканских праотцов. Поклонники Джорджа Вашингтона называли его «Катоном» в честь Марка Порция Катона, великого консула Римской республики. Когда его поклонники присвоили ему прозвище «Отец нашей страны», они на самом деле процитировали Катона, который называл Цицерона отцом своей страны.