самой мысли, что ему удастся взорвать сверхмощную бомбу… Нет, это не все так просто: неверно рассчитать, неправильно расположить… Проще уж внести некоторые коррективы… и пусть тогда разбираются, почему река не по тому руслу пошла…

– Погодите, я что-то не понял, – сказал я. – Это вы о чем?

– Сейчас еще довольно высокая вода, – пояснил Семен, – пока идет таяние ледников в горах. Река идет по летнему руслу, заполняя временный рукав, который становится более полноводным, чем основной, как будто не умещается в обычное – тут такая особенность…

– И летнее русло как раз огибает юго-восточный склон, образуя каньон, – сказал Борис.

– И если допустить, что плотину попытаться поднять сейчас…

– То получится так, что основная масса воды, вместо того, чтобы наполнять котловину…

– Устремится по летнему руслу. Но для этого нужно, чтобы с гор действительно хлынул поток… А предпосылок к этому пока не было.

– А если они появятся?

– Тогда вода размоет водохранилище, не дав ему сформироваться. И не даст никакой возможности для работ по дальнейшему укреплению дамбы. Вернее, это все можно будет сделать, но только через несколько лет…

– Если на это дадут деньги…

– Военные такие дела не за деньги делают…

– Зато ни один инженер пальцем не пошевелит, если…

… Алтайцы словно бы забыли про меня, завязав давнишний полу-спор, полу-диспут на предмет судьбы горного района, в котором сейчас находились мы, а под нашими ногами ждал своей минуты заряд, и вполне вероятно, что ядерный. Мирный атом, понимаешь… Я в свое время читал про гидротехническое строительство, более того, в студенческие годы даже сдавал экзамен по этому предмету, а что касается новых ГЭС в Горном Алтае, то эту тему в последние годы если и озвучивали, то только в блогах самых непримиримых «зеленых». Про постройку новой плотины путем подрыва ядерного боеприпаса как-то поднялся истошный взвизг в интернете, но очень быстро погас. И то верно – в Москве слишком много всего творится, есть на что обратить внимание; кому какое дело до ядерного взрыва, да еще мощностью всего лишь где-то в одну пятую от Хиросимы…

– Послушайте! – сказал я обоим. – А как вы собирались против взрыва выступать?

Борис и Семен разом смолкли, на лицах у них появилось совершенно иное выражение, чем было до этого – серьезное и страшное. Какое-то фанатичное.

– Мы собирались остаться на территории котловины, между турбазой и полигоном, – пояснил Борис.

– Нас должно набраться человек двести, – сказал Семен. – Ожидается даже, что прилетит частный вертолет с людьми. Будем вести онлайн-репортаж.

– Вы думаете, это поможет? – спросил я. – Спутниковый канал забьют помехами – вот и не будет никакого вам репортажа. Двести человек? На верную смерть придут раз в десять меньше… А может, и того не наберется. Потом скажут, что сами виноваты, раз табличку со словами «запретная зона» увидеть были не в состоянии.

– Все равно, – глухо произнес Борис. – Если этого не делать, произвол остановить невозможно.

– Так хоть есть какой-то шанс… – добавил Семен. – Может, они все-таки одумаются.

…Нет, друзья, фанатизм – страшная штука. Я сейчас понял, у кого уже видел похожее выражение лиц – у сектантов. У моих американских «друзей».У ребят из ДК Островского. Или у тех, кто тащил когда-то Татьяну на собрания разного рода странных культов, включая коммерческие.

– Альтернатива у нас имеется? – спросил Борис.

– Ты сам-то веришь, что духи смогут сбросит воду с вершин в большем объеме и за один момент?

– А ты? Ты же сын шаманки! Кому как не тебе в это нужно поверить?

– Придется поверить, – сказал Семен. – И по-настоящему. Потому что Андрей действительно прав. Пикетчиков убьют, и делу это никак не поможет. Значит, надо исходить из того, что взрыв произойдет.

– И из того, что ледники начнут таять быстрее, чем обычно.

Семен налил водки, и оба алтайца звякнули стаканами, обменявшись многозначительными взглядами.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Тум… тум… тум…»

«Тум… тум… тум…»

«Тум… тум… тум…»

«Тум… тум… тум…»

«Тум… тум… тум…»

Гулкие удары снаружи разбудили меня, вытащив из странного сна, в котором то ли Кэсси, то ли Эльвира зло упрекала меня в несоблюдении каких-то договоренностей, а я пытался спорить и тоже довольно зло. Моя оппонентка сердито топала ножкой по полу, от чего я и проснулся. Однако звук никакого отношения к топоту не имел – он скорее походил на… На удары в барабан, не иначе.

Я выбрался наружу из комнаты в домике, сталкиваясь с другими участниками нашей экспедиции. Кто-то на ходу закуривал, озаряя вспышками зажигалок мрачные, невыспавшиеся лица.

– Камлают, – вдруг тихо сказал Ратаев.

– Что? – спросил Мороз.

– Шаманят, – сказал археолог чуть более понятно. – Заклинают духов.

– Черт знает что… – пробормотал кто-то. – Зачем?

Вместо ответа Геннадий двинулся в сторону полигона, откуда и доносились звуки ударов в барабан. Или в бубен, возможно. Отблеск небольшого пламени озарял скалы и деревья. Я пошел следом за Геннадием, тоже закурив. Кажется, за нами направились еще двое. Остальные не сочли нужным бродить по камням среди ночи – светящиеся стрелки часов показывали почти ровно два.

Звуки бубна и зарево костра становились все ближе. Минут через десять мы остановились возле небольшой поляны в сотне метров от ворот полигона. Там, недалеко от скалы, горел костер, испускающий довольно едкий дым, поскольку в огонь были подброшены сырые ветки, издающие свист и щелчки, слышимые на расстоянии метров пятнадцати: примерно на такой дистанции остановились Геннадий, Эльвира, Мороз и я. У костра сидели шестеро мужчин, но не вокруг него и даже не полукругом, а ближе к вертикальной стене скалы, почти прислоняясь к ней спинами, на разном расстоянии от медленного пламени. Двоих я узнал – то были Борис и Семен.

Седьмой, с бубном и колотушкой, ритмично покачивался по другую сторону костра. В такт ударам бубна он слегка подергивался и издавал негромкие гортанные рычащие звуки. Обряд выглядел гротескно и почему-то вызывал грустные мысли: местные жители пытаются с помощью мертвых языческих богов повлиять на обстоятельства непреодолимой силы, как пишут на мертвом бюрократическом языке… Шаман не был похож на расхожий образ говорящего с духами длинноволосого колдуна в аляповатом костюме и головном уборе с перьями, что иной раз делало такого шамана и самого похожим на птицу. Человек с бубном был совершенно лысым, хотя его голову на уровне лба сразу над бровями и опоясывала не то узкая бандана, не то толстый шнур. При свете пламени я хорошо мог разглядеть, что одет был шаман в простую белую толстовку, немного напоминающую солдатскую ночную рубашку и простые штаны-треники. Обувь