Она вздохнула. Вот он сидел напротив нее, она видела его лицо: его кожу, волосы, полные губы. На нее нахлынула такая волна эмоций, что она чуть не расплакалась.

– Почему на твоих окнах решетки? – спросила она.

– Воруют, – ответил он.

Она снова вздохнула, с дрожью, и сама ужаснулась, что так легко теряет контроль над собой.

– Стакан воды у тебя найдется? – прошептала она.

– Конечно, – вежливо ответил он. – Налить туда чуточку бренди?

– Да, пожалуйста.

Он достал два стакана и тихонько выругался, немного плеснув бренди на стол.

– Так что с твоим глазом? – спросил он, садясь.

На секунду она подумала, не прикинуться ли ей, что это единственная причина и цель ее визита. Обратившись к его профессиональной чести, можно восстановить хоть частично мосты между ними, и он никогда не узнает, зачем она приходила на самом деле.

– Я упала, – сказала она. – В Бомбее, на рынке, и ударилась головой. Сейчас я почти выздоровела.

Он наклонился к ней. Провел пальцем по ее брови и посмотрел на нее.

– Дейзи мне сказала, что тебя похитили.

– Правда? – Она почувствовала, что сгорает со стыда.

– Она была в ужасе и думала, что тебя уже нет в живых. Вот почему она позвонила мне. – На его лице отразилась боль, но боль спокойная, даже смущенная. – Ты запросто могла погибнуть.

Грязноватый желтый свет сочился сквозь зарешеченные окна. Вдалеке слышался грохот колес, плеск воды.

– Я послал в приют два письма, но не получил ответа ни от тебя, ни от Дейзи. После этого я решил, что ничего не хочу знать. Слушай, – сердито сказал он и выставил перед собой ладонь, словно отгораживаясь от Вивы, – я перестал думать об этом. Я больше ничего не хочу. Даже не знаю, почему ты здесь.

– Я не получала никаких писем, – залепетала она, – клянусь. Их перехватывают, сейчас там сплошная неразбериха. Приют доживает последние дни – Дейзи уже предупредили, чтобы она готовилась его закрыть. И, оказалось, оказалось, – внезапно, к ее возмущению, она расплакалась, – что половина детей ненавидят приют.

Он молчал. Потом спросил:

– Ты закончила книгу?

– Нет, – ответила она. – Половина напечатанного на машинке пропала. У меня остались блокноты, но не думаю, что я сумею все восстановить. Вот так мы живем. Прости, если я огорчила тебя.

Она шумно выдохнула, словно после удара под дых.

Впервые она сказала кому-то правду о своей книге. Большинство листов рукописи были либо порваны, либо испорчены как-то еще, пока она находилась у Азима. Когда она вернулась, горы мусора ждали в ее шкафу. В тот вечер, разговаривая с Тоби, она лгала – слишком больно ей было говорить об этой катастрофе.

Угрюмое молчание длилось долго.

– Я остановилась у Тори под Амритсаром, – выговорила она наконец. – Не знаю, слышал ли ты, но Тори вышла замуж, ее мужа зовут Тоби. Роза приехала туда со своим малышом. Все они просили уговорить тебя приехать на Рождество.

– Я знаю, – сказал он. – Тори как раз и сообщила мне, что у тебя все в порядке. – На его щеке заходили желваки. – Она уже звала меня, но я отказался.

– Ты куда-нибудь пойдешь?

– Пока не знаю.

Внезапно на нее снова нахлынула грусть.

«Я потеряла его, – думала она, – это моя вина».

– Что ж, тебе решать, – сказала она.

– Мне даже мысль об этом была невыносимой. Так! – Он попробовал улыбнуться, потом взглянул на часы, словно не мог дождаться, когда она уйдет.

В комнате накопилось столько боли, столько невысказанных слов, что она встала и охватила руками плечи.

– Я могу что-то сказать, что помогло бы тебе переменить решение? – спросила она. – Еще есть время.

– Нет, – ответил он. – Не думаю. Понимаешь, я не люблю людей, которые притворяются.

У Вивы похолодело под ложечкой.

– Я не притворялась.

– А-а, ну что ж, уже лучше, – сухо сказал он.

– Ладно. Слушай! – она почти кричала. – Прости меня. Тебе стало лучше?

– Нет, – ответил он с такой грустью, что она поняла – он не пытался обидеть ее. – Как ни странно, но нет, не стало.

Она взяла его за руку.

– Послушай, я нечестно себя вела после Ути. Тогда я просто испугалась.

– Что? – Он тряхнул головой.

– Ты можешь это понять?

– Нет.

Подняв глаза, она заметила, что он похудел за эти месяцы. Возле его рта залегли морщины. «Это из-за меня, – подумала она. – Из-за меня он выглядит старше и недоверчивее».

За стеной хижины плескалась вода. Лаяла собака. Взглянув на Фрэнка, Вива поняла, что если она не оправдает себя в его глазах сейчас, скоро будет уже поздно.

– Пожалуйста, Фрэнк, приезжай к нам на Рождество, – попросила она. – Я не могу сказать тебе все вот так, сразу.

Он встал и прислонился головой к оконной решетке.

– Нет, – заявил он, – я не могу ничего поменять из-за твоего каприза. Тут у меня пациенты, много дел.

Ему передалась ее обида. Она видела это по тому, как он держался, по выражению его глаз. Никогда еще она не понимала это так ясно.

– Фрэнк… – Она набрала в грудь воздуха и решила пойти в наступление. – Не хочу и не могу перед тобой оправдываться. Наверное, нехорошо с моей стороны напоминать о таком, но ты, может, помнишь, как я сказала тебе на пароходе, что моя семья погибла в автомобильной аварии? Это неправда. Они умерли порознь. – Она крепко сжала спинку стула, ее била дрожь. – Сестра умерла от лопнувшего аппендикса. Если бы мы жили ближе к больнице, ее бы спасли. Она была на тринадцать месяцев старше меня, и мы с ней были почти как близнецы.

Он долго смотрел на нее печальным взглядом, потом сказал:

– Я знаю, что это такое. Ты помнишь наш разговор на пароходе?

– Да, конечно.

Она заметила, как он побледнел даже при воспоминании об этом.

– Вива, – в его голосе вновь звучал гнев, – почему ты не сказала мне тогда? Я бы понял.

– Я не могла.

– По-моему, ты даже не сознаешь, какая ты закрытая. Вокруг тебя прямо-таки крепостной ров. Но продолжай. Теперь – твой отец. Расскажи про него. – Он внимательно слушал.

Она снова вздохнула.

– Отец был убит вскоре после этого. Его нашли с перерезанным горлом на железнодорожных путях возле Канпура вместе с семью рабочими, его подчиненными. Все решили, что их убили бандиты.

– О господи. Это ужасно.

– Да. Хуже не бывает. Я мало его видела, он был одержим своей работой, но я его очень любила. Он всегда присутствовал в моей жизни. Превосходный человек и всегда старался быть хорошим отцом. – Она растерянно посмотрела на Фрэнка. – Самое ужасное, что я не помню ни его голоса, ни как он выглядел. Если бы Джози не умерла, мы бы напоминали это друг другу, а моя память такая непрочная. Как это неприятно.