«Как всё, оказывается, просто! Ну, конечно же, он придумал, будто Семью собираются фотографировать. Возможно, даже пошутил, что он-де бывший фотограф. Отсюда его команды, о которых пишет Стрекотин: “Станьте налево… а вы направо”. И отсюда спокойное подчинение всех действующих лиц этой сцены. А потом, когда они встали, ожидая, что внесут фотоаппарат…»[323]

«Итак, от левой, северной стены, к правой, южной, если смотреть от дверей, слева направо в первом ряду разместились: Татьяна, Александра Федоровна (сидя), Боткин (конечно, стоя – не мог же он сидеть при стоящей Александре Федоровне), Алексей (сидя), Николай II (со слов П. Жильяра – на одном стуле с Алексеем). Очевидно, они не были вытянуты по струнке: Николай II вместе с Алексеем были чуть впереди (он оборачивался потом к своей жене). Боткин, Александра Федоровна и Татьяна, чуть отступя.

Во втором ряду, у стены, от северо-восточного угла, где арочка, до двери в угловую комнату стояли: в углу Демидова с двумя подушками, три великие княжны (порядок их не установлен). Затем, после закрытой двери в угловую комнату, в малом простенке стояли слева направо Харитонов и Трупп (помните: он стоял в затылок Николаю II).

Ясно, как стояли и палачи: справа у южной стенки, напротив Николая II стоял Юровский. Левее него Никулин. Еще левее, у северной стенки, в ряд стояло четверо “латышей”, а за ними еще трое. У дверей западной стены, кроме трех оставшихся “латышей”, стояли Медведев, который, похоже, на время расстрела уходил. За ним, уже в прихожей, стоял любопытный Окулов (Г. П. Никулин. – Ю. Ж.), оставивший свой пост, и А. Стрекотин. Справа от двери, у западной стенки, стояли Ермаков, Ваганов, Войков, Голощекин, Белобородов, Костоусов и, возможно, Хохряков. Густо получается в этой комнате, не 22, как в официальной версии, а около 30! Там еще в прихожей топчется Мейер со своими товарищами.

Итак, жертвы расставлены, палачи тоже. Наступает следующий эпизод»[324].

«(…) – Уважаемые эксперты, что было дальше? Кто где стоял, кто в кого стрелял? Можно ли ответить на эти вопросы сейчас, 90 лет спустя, если свидетели и палачи сами путались в показаниях?

– Действительно, есть 11 версий. Ситуационная экспертиза, которую мы проводили, должна была [так в тексте!] с использованием всех материалов уголовного дела, с учетом всех имеющихся на стенах и на телах повреждений и всех версий, в том числе, дать наиболее верную картину. Перед нами как бы две задачи ставилось: с одной стороны, независимо от всяких версий реконструировать происходящее событие, а, с другой стороны, все-таки итоговая версия должна быть приближена к каким-то из существующих.

Все воспоминания участников и свидетелей расстрела можно разделить ровно на две группы: те, кто очень хорошо помнит, кто где стоял из Императорской семьи и ее окружения (Юровский, Медведев и Медведев (Кудрин), а вторая группа – это те, кто очень хорошо помнит, кто где стоял из расстрельщиков (Никулин и Якимов (со слов постовых Клещёва Ивана и Дерябина Никиты)).

– И вы можете теперь нарисовать объективную картину?

– Да. Но первый вопрос, который возник у нас при проведении этой реконструкции: а вообще могли ли все 22 человека поместиться в комнате размером 4,5 на 5,5 метра? В официальной версии утверждается, что было и расстрелянных и расстрельщиков, каждому из которых было расписано, в кого стрелять. Мы попытались разместить 22 человека с учетом их размерных характеристик в этом помещении – невозможно, палачи перестреляют и друг друга.

Составили возможную графическую реконструкцию и увидели, что более близка к ней версия Кабанова. Почему? Потому что он тоже говорит, что все 11 человек не находились в комнате, часть из них стояли в дверном проеме. Стрелять же, находясь в двух шеренгах, из-за спин, это просто опасно.

Поэтому итоговая версия основана на предложенных воспоминаниях – это раз, она основана на зафиксированных повреждениях на стенах комнаты от пуль в деле Н. Соколова и И. Сергеева, где все выверено с точностью до сантиметра – это два, и ещё – на исследовании повреждений екатеринбургских останков – это три. Причем: останки тут не главное, мы и без них смогли бы реконструировать события. Наоборот, повреждения на останках лишь подтверждают нашу версию о том, как происходил расстрел.