Пришел рассвет, а с ним – прохладный бриз. Хьюсден сопроводил Анджелу внутрь, и они согласились на некоторое время разделиться. Она знала, чем он займётся, – видела, как он несколько раз поглядывал на гостивших у Матиффа женщин. Что ж, логично – её собственная элка вот уже два часа принимала звонки от самого принца.

Её встретил лакей, и Анджела, позабавленная неизбежностью, позволила проводить себя в спальню, где ждали принц и пять его жён.

Подкрадывалась усталость, но Матифф был хозяином, готовым к любому повороту событий, и не собирался допускать, чтобы её утомление испортило ему утро. Его жена всадила Анджеле токс, от которого её разум затуманился, и ей пришлось схватиться за мебель, чтобы не упасть. Потом наступило быстрое прояснение, она почувствовала прилив утренней свежести и бодрости. Она стояла перед Матиффом, который с холодной улыбкой предвкушения наблюдал, как жены срывают с нее алое платье. Затем они вынудили её опуститься перед ним на колени.

Анджела проснулась в гостевой спальне, одна. Ей это не понравилось – на вечеринке не полагается быть одной. Она рассердилась из-за того, что ощутила обиду и жалость к себе. Хотя, по правде говоря, это была ещё и реакция на неожиданное поведение принца, которое вызывало тревогу. Он завёл все куда дальше, чем хотелось бы Анджеле, и наслаждался её возмущением и смятением.

Свита ждала в гостиной, смежной со спальней. Анджела смутно припомнила, как велела им явиться, после того как Матифф и его жены насытились друг другом. Теперь присутствие и внимание слуг немедленно её успокоили. У них был токс, который прогнал похмелье. Приготовили ванну, и терапевт с горничной помогли Анджеле вновь набраться сил, нежно втирая в тело ароматизированные мази. Гематолог быстро проверил кровь, чтобы убедиться, что ни один из стимуляторов, которыми её накачал Матифф, не вреден. Улучшенная печень и почки Анджелы могли справиться с большим количеством загрязняющих агентов в крови – потому-то ей и приходилось выпивать в два раза больше, чем обычным людям, чтобы захмелеть, – но кто знает, что использовал принц. Парикмахерша сотворила обычные чудеса и укротила растрепанные волосы, вплетя свежие цветы и тонкие платиновые нити, и тут Анджела спросила:

– Который час?

Она ничуть не удивилась, узнав, что уже час дня. Матифф, как выяснилось, не спешил, наслаждаясь её дискомфортом. До такой степени не спешил, что ошибки быть не могло; она теперь знала, что принц не считает её ровней, и это её невероятно оскорбило.

Пока свита помогала ей надеть новое платье, Анджела активировала транснетовый интерфейс, и элка сообщила, что у нее три пропущенных звонка от отца. Это было на него не похоже – звонить во время вечеринки. Она велела элке связаться с ним, но интерфейс Реймонда был отключен.

– Сообщи, когда подключится, – сказала она элке.

И, решив, что позволить Матиффу испортить ей вечеринку означает снова ему проиграть, она окунулась в празднество.

В Садовом холле оркестр из семи музыкантов под названием «Пинку плохо»[65] усердно играл прог-эмо. Анджеле этот музыкальный стиль не нравился, а в нынешнем настроении он её тем более не тронул. Она вышла и на багги с шофером доехала до амфитеатра, где развернулся дневной турнир по боям без правил в клетке, победителю которого полагался приз в пять миллионов долларов. Очарованная беззаконием, Анджела смотрела широко распахнутыми глазами, как конечности намеренно ломались, лица превращались в кровавое месиво, а удары ниже пояса наносились сплошь и рядом. Она вообразила, что это принца колотят на ринге, и ей стало намного лучше.

Перед вечерними скачками была ещё одна смена наряда. Для подготовки к ней Анджеле сделали хороший массаж и увлажнили кожу, а гематолог создал очищающий токс, чтобы понизить уровень алкоголя. Когда она была чиста, свежа и готова, дерматолог покрыл каждый квадратный сантиметр её тела платиновыми чешуйками из распылителя, превратив Анджелу в серебристую статую, блестящую и отполированную. Проявив истинное мастерство, он затенил покрытие так, чтобы подчеркнуть декольте и линии мускулатуры. Потом кутюрье внесли розовато-лиловое бальное платье, которое большей частью представляло собой широкие полосы, дополняющие платиновый блеск и подчеркивающие женственность и силу её фигуры.

Когда свита завершила свои ритуалы, Хьюсден присоединился к ней и Шасте для вечернего пикника с жарким из свинины.

– Ого! – сказал он с жадной улыбкой, которую не смог спрятать. – О-го-го и снова ого. Можно тебя поцеловать? Не хочу смазать платину, ты для такого слишком потрясающе выглядишь.

– Можешь целовать. Она не смажется.

Анджела заставила себя хихикнуть. Она не могла решить, стоит ли рассказать друзьям о поведении Матиффа. В конце концов, что они сделают? А Хьюсден может расстроиться, он же такой милый. Так что она ничего не сказала, они сели в багги и поехали к пологому полю возле озера с фонтанами. В пещерах из вьющихся сладко пахнущих роз и лоз клематиса стояли сотни столов. Дорожки, змеившиеся между ними, озаряли мерцающие зелёные и синие факелы. В зоне готовки кольцом расположились пять очагов, и в каждом на вертеле над светящимися углями вращалось особое животное: бык, свинья, северный олень, буйвол…

– Это ведь не панда? – спросил Хьюсден, хмуро уставившись на последний очаг.

– С Матиффа станется, – признала Анджела. – Это как раз такой эпатаж, который он любит.

Они устроились за кованым столом под скопищем расписанных вручную японских зонтиков, которые подвесили на крыше из глицинии, и сообщили официантам, чего хотят. Анджеле не хватило самообладания заказать панду, но Хьюсден так и сделал.

– Я должен вывести его на чистую воду, – заявил он.

– Мужчины! – Анджела и Шаста зазвенели бокалами.

Со склона открывался великолепный вид на два больших алых воздушных шара, которые поднялись и разошлись на километр или два, и причальные канаты превратили их в пару лун-пленниц, парящих в пятистах метрах над землёй. Пять на удивление маленьких ракетопланов «Сессна»[66] с грохотом пронеслись между двумя башнями особняка, потом резко повернули и направились к первому шару. Анджела восторженно захлопала, когда темные, похожие на заострённые треугольники фигуры завертелись вокруг друг друга, оставляя позади неопрятные инверсионные следы, которые скручивались в теплом вечернем воздухе, точно безумные цепочки ДНК. Ракетопланы совершили вокруг шара акробатический пируэт, что повлекло за собой ещё один всплеск аплодисментов со стороны участников пикника.

Анджела ахнула, когда два самолета опасно сблизились, маневрируя в поисках лучшей траектории полета вокруг шара, и почти коснулись друг друга кончиками крыльев. Как обычно, нахлынуло возбуждение от ожидания столкновения в воздухе, ярко-оранжевого пламенного цветка, дымящихся обломков, которые разлетаются в разные стороны от взрыва. Жизнь, которой угрожает опасность исчезновения.