свою армию продовольствием. Каждый галлон горючего для его баков, каждую каплю воды, каждую пулю придется перевозить на грузовике за сотни миль по прибрежной дороге. Мы можем победить его, Арчи, ты же знаешь, что можем, но только если у нас будет достаточно людей и оборудования для этой работы.’

Уэйвелл понимал, что посылает Уилсона на дурацкую миссию. Он также знал, что, послав его, его собственные шансы победить Роммеля значительно уменьшатся. И оба они понимали, что теперь, скорее всего, будут нести ответственность за поражения в кампаниях, которые не могли быть выиграны. Но в то же время Уэйвелл должен был подчиняться собственным приказам, а это означало отправить Уилсона в Грецию.

‘Согласен с тобой, Джамбо, Честное слово, - сказал Уэйвелл. ‘Здесь, в пустыне, у нас есть потрясающий шанс заставить немцев собраться и показать, что мы действительно можем выйти против них в поле и победить. Но Уинстон решил, что Греция - это новый приоритет. Он как ребенок в игрушечном магазине ... " Я хочу этого! - Нет, я хочу именно этого!” И он должен добиться своего, нравится нам это или нет.’

‘Так какой у нас план?’

- Через каждые три дня, начиная с первой недели марта, из Алекса в Пирей будут отправляться военные конвои. Флот, конечно же, обеспечит эскорт. Тем временем Джон Д'Альбьяк возглавляет военно-воздушные силы. Как только его парни окажутся в южной Греции, они смогут обеспечить прикрытие с воздуха, если понадобится.’

Уилсон задумчиво нахмурился. ‘Это меньше чем через месяц. Мне нужно быть на земле со своим штабом к тому времени, когда первые люди покинут свои боевые корабли.’

- Согласен.’

‘Тогда мне лучше начать.’

- Хороший человек, - сказал Уэйвелл. - И Джамбо ...

- Да?’

‘Не беспокойтесь. Что бы там ни случилось, я сделаю все, чтобы это не было направлено против тебя.’

***

Несколько истребителей Люфтваффе были отозваны со своих баз на побережье Ла-Манша в новом 1941 году и отправлены в Польшу для начала интенсивной подготовки. Им никогда не говорили точно, для чего они готовятся, но по огромному скоплению войск сразу за самой восточной границей Рейха, армии и авиации было совершенно очевидно, что вторжение в Россию уже на подходе. Но затем, когда казалось, что они в любой момент могут получить приказ, который отправит их в бой против Иванов, их внезапно послали в другом направлении.

‘Это строго между нами, но я слышал, что мы отправляемся на прогулку на Балканы и в Грецию, - сказал Дитер Рольф Герхарду однажды вечером в офицерской столовой. - Похоже, наши итальянские друзья попали в беду, и мы должны вытащить их оттуда.’

‘А это не задержит, э-э ... другой большой толчок?- Спросил Герхард - в целях безопасности лучше было не произносить слово "Россия".

‘Вполне возможно. Но это не наша проблема, не так ли? Мы будем летать над Парфеноном через месяц или два.’

- Интересно, сможем ли мы немного отдохнуть на греческих островах? Это было бы здорово.’

- Я скажу ... Да, кстати, у меня для тебя письмо из дома.’

Герхард взял ее. Он подождал до конца ужина, едва сдерживая улыбку при мысли о том, какую радость испытает, прочитав письмо Саффи. Затем он помчался обратно в спальню, захлопнул за собой дверь, разорвал конверт и через десять секунд рухнул на кровать.

Он не знал, сколько времени провел, сидя на краю матраса, обхватив голову руками и беспомощно всхлипывая. В какой-то момент он услышал, как открылась дверь, в комнату вошли, и через пару шагов Шрумпп сказал: - Извини, старик, не хотел тебя беспокоить." В какой-то момент ночью он заснул и видел ужасные сны, в которых появлялась Шафран, но он никогда не мог увидеть ее лица или приблизиться к ней, как бы ни старался.

На следующее утро Герхард вошел в столовую. Он не мог заставить себя позавтракать, но ему очень нужен был кофе, чтобы вернуть мозги к жизни. Он ничего не сказал, и никто ничего не сказал ему. Все они привыкли к постоянному присутствию смерти. Несмотря на все триумфы Люфтваффе, эскадрилья потеряла почти половину своего первоначального состава пилотов за последние полтора года войны, и многие из тех, кто выжил, потеряли братьев и друзей, служивших в других частях вермахта, или членов семьи, погибших в воздушных налетах и несчастных случаях на родине.

Лучше было не зацикливаться на этих вещах. Лучше всего позволить человеку смириться со своей потерей, а потом вести себя как обычно. Когда война закончится, у него будет достаточно времени для траура. Поэтому Герхард не сказал ни слова. Но его сердце было разбито,а душа изранена.

Шафран была его любовью, его надеждой, его искуплением. Без нее все это исчезло. А без них, что вообще от него осталось?

***

Вильсон усердно работал, планируя, осуществляя и контролируя передвижение более чем трех полных дивизий войск, с перспективой того, что их будет еще больше, если бои станут такими серьезными, как ожидалось. Шафран обнаружила, что летит в Александрию и обратно, пока ее босс и его старшие офицеры штаба встречались со своими морскими коллегами. В промежутках между этими поездками были бесконечные визиты во все подразделения, которые будут задействованы в операции "блеск", как называлась экспедиция в Грецию, новые встречи с Уэйвеллом и новые поездки в Александрию.

Сам Уилсон должен был вылететь из Каира в Афины в последние дни февраля. Меньше чем за неделю до его запланированного отъезда, Шафран все еще не знала, будет ли она сопровождать его. Наконец она набралась храбрости и спросила.

‘Я и сам об этом думал, - сказал Уилсон. - Не стану отрицать, что ты можешь пригодиться. Я всегда могу попросить кого-нибудь подвезти меня, но ты же знаешь мои привычки: что говорить, когда молчать, и все такое. Не хочу тренировать кого-то еще. Так что мой вывод - Да, ты приедешь. Но я и близко не подпущу тебя к месту сражения.’

- Но, сэр ...

- Никаких “но, сэр", юная леди. Это будет тяжелое, кровавое сражение, а линия фронта - не место для женщины, даже если она умеет метко стрелять. Как только шар взлетит,я отправлю тебя в Афины. Там ты сможешь стать полезной. А если дела пойдут плохо и немец поставит нас в тупик,