Шкет поймал ее обеими руками; букет молний на красно-синем фоне.

– Включись как-нибудь.

– Спасибо. – Хотелось поговорить еще; Шкет сунул батарейку в карман, заметив, что нижний шов совсем истрепался – пальцы нащупали кожу сквозь ткань. – Тэк, ты правда считаешь, что понял город?

– Я?

– Ты сказал, что он в каноне…

Тэк рассмеялся и запястьем отер губы.

– Не, я не понял. Я тут ничего не понимаю. Я, сука, инженер. Беру вилку, втыкаю в розетку – все работает. Втыкаю в другую – не работает. Иду в контору, там работает только один лифт и горят лампочки на верхнем этаже. По моему опыту, так не бывает. Иду по улице – горят дома. Иду по той же улице назавтра – дома всё горят. Через две недели иду по той же улице – а там будто и не горело ничего. Может, тут время течет задом наперед. Или боком. Но так тоже не бывает. Хожу на фуражировку в пакгаузы или магазины – то туда можно влезть, то нельзя, то проблемы, то нет проблем; а иногда прихожу в магазин с пакетом, сгребаю целую полку консервов, через неделю прихожу в тот же магазин – ну, во всяком случае, я думаю, что магазин, сука, тот же, – а полка забита, как в первый раз. По мне, и так не бывает.

– Иногда утром свет появляется здесь, – сказал Шкет. – А иногда там.

– Это кто тебе сказал?

– Ты и сказал. Когда я только пришел.

– А. – Тэк опять взял бутылку. – А, да. Точно. Кое на что у тебя отличная память.

– Я много чего помню. Бывает, так ярко… иногда больно даже. И туман этот, и дым – иногда оно резче и яснее того, на что смотришь. А остального, – он поднял голову и увидел, что Тэку нехорошо, – просто нет. – И Шкет рассмеялся, отчего Люфер принялся энергичнее жевать то, что застряло на подходах к горлу. – Тэк, ты почему не уходишь из Беллоны?

– Я так понял, твой друг Эрнст Новик уезжает завтра. Не знаю. А ты?

– Не знаю.

– Раз с тобой творится такое, может, тебе не стоит жить в Беллоне. – Тэк подался вперед, протянул бутылку.

– А, – сказал Шкет. – Вот. – И подставил стакан; и Тэк налил.

– Вот первая ночь, когда мы познакомились, да? Помнишь, я тогда спрашивал, зачем ты сюда забрел, а ты сказал, что с целью?

– Точно.

– Расскажи с какой.

А как-то раз в Южной Дакоте он уронил четвертак в прудик, который оказался неожиданно глубок. Он смотрел, как монета крутится, и мутнеет, и исчезает за лиственной каймой. Сейчас мысль испарилась из сознания, и для описания этого исчезновения ему осталась только память о потерянном четвертаке.

– Я… я не знаю! – Шкет засмеялся, прикинул, что еще такого можно сделать; решил, что смех лучше всего. – Я не… помню! Да, я знаю, что пришел не просто так. Но будь я проклят, если знаю зачем! – Он откинулся назад, подался вперед, поймал бренди, что опрокидывал стакан ему в рот, проглотил. – Я правда не помню. Наверно… – Он уставился в потолок, задержал дыхание, предвкушая память. – Я не помню… и этого не помню!

Тэк улыбался.

– Она у меня была; ну, причина. – Шкет раскинул руки. – Я ее носил с собой, в глубине сознания, да? Как на дальней полке? А потом захотел достать, но, видимо, уронил. Видел, как она упала и исчезла. Роюсь в мозгу, но не могу… ее найти. – Он оборвал смех и успел почувствовать, как растет раздражение. – Беллона мне не вредит. – Прозвучало резонно и улыбчиво, но все равно раздражало. – У меня тут подруга; я познакомился с кучей людей, некоторые – довольно приятные…

– Но не все?

– Ну, по ходу дела разбираешься. И у меня выходит книжка. «Медные орхидеи», знаешь, мои стихи; все уже готово! Уже гранки есть.

Тэк кивал, не стирая улыбки с лица.

– И ты сам говоришь: люди про меня болтают так, будто я подвиг какой совершил. Уйти? Думаешь, в другом городе я не рехнусь? А там мне таких бонусов может и не обломиться. – Шкет отставил стакан, кулаком проткнул воздух и спиной привалился к стене. – Мне… тут нравится? Нет. Я хочу увидеть солнце. Иногда охота содрать все это небо. Оно словно картонное – как коробки для яиц, знаешь? Просто содрать, чтоб громадные такие полосы хлопали. Интересно, куда делась Ланья. – Он насупился. – Может, у меня больше и нет подруги. И с книжкой покончено; все уже написано и напечатано; и этого я больше не хочу. – Он покрутил кулаком вокруг пальца. – И даже если говорят, что я герой, я ничего такого не сделал. – Он оглядел плакаты; картинки и картинки, однако от этой мысли раскатились их отзвуки, и насмешливые, и мучительные; он отвел взгляд. – Что-то здесь… не закончено. Нет. – От собственного отрицания он разулыбался. – Дело во мне. Отчасти, по крайней мере. Или, может, в Джордже. Или в Джун… Почти кажется, будто все закончено, да? И наверно, пора уходить. Но я потому и знаю, что уходить не надо. Потому что ничего не отвлекает. Можно заглянуть внутрь и увидеть. Я столько не знаю. – Смех заполнил рот, но он выпустил смех наружу – и получилось лишь дыхание улыбки. – Эй, хочешь мне отсосать? То есть… если ты хочешь, мне будет приятно.

Тэк нахмурился, склонил голову набок. Но прежде слов взорвался его хриплый смех:

– Ах ты наглая скотина!

– Я не в смысле: отсоси мне. Я с тобой займусь любовью. Я и раньше занимался с парнями.

– Ни секунды в этом не сомневался, – снова засмеялся Тэк. – Нет, я не хочу у тебя отсосать, и фиг с ним, что ты в пизде побывал. Как тебе в голову такое пришло?

Но что-то освободилось внутри. Шкет зевнул во весь рот и объяснил – а хвостик зевка затуманил слова:

– Ланья сказала, мне надо опять лечь с тобой в койку; она считает, тебе будет приятно.

– Вот оно как, значит?

– А я сказал, что тебе надо только снять первую пробу. – Глянув на Люфера, он вдруг сообразил, что блондинистая шутливость прячет смущение, и опять уставился в колени. – Видимо, я был… – и очередной зевок изуродовал «прав».

– Эй, слышь. Ложись-ка ты и поспи. А я хочу еще стакана три бренди и книжку, сука, почитать.

– Да не вопрос. – Шкет лег на койку животом и поерзал, чтобы цепи, и призмы, и проектор не грызли грудь.

Тэк потряс головой, развернулся в кресле и потянулся ко второй полке над столом. Выпала книжка. Тэк вздохнул.

Шкет ухмыльнулся и уткнулся ртом в сгиб локтя.

Тэк глотнул еще бренди, сложил руки на столе и принялся читать.

Шкет снова поискал печаль, но она укромно спряталась в черных складках. Уже десять минут страницу не переворачивает, напоследок позабавился он про себя, а потом закрыл глаза и…

– Эй.

Лежа на спине, Шкет буркнул:

– Чего?

Тэк чесал голое плечо и глядел сконфуженно. Шкет подумал: так он теперь решил?..

– Боюсь, мне придется тебя выставить.

– А… – Шкет прищурился и потянулся, невнятно и непроизвольно протестуя. – Ага, без проблем. – За бамбуковой занавеской полосатился свет.