– Мы богаты! – взвизгнул Бенна. – Богаты!

– И без того были богаты. – Монца уставилась на свой нож, торчащий в глазу Хермона. На черную в свете факелов кровь. – Зачем тебе понадобилось его убивать?

Он посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

– Ограбить и оставить в живых? Чтобы он всем рассказал, что деньги у нас? Так мы в безопасности.

– В безопасности? С такой кучей золота безопасности не бывает, Бенна!

Он надулся, как будто она его обидела.

– Я думал, ты обрадуешься. Не ты ли копалась когда-то в грязи, не получая ничего? – Как будто она его разочаровала. – Это же ради нас. Ради нас, понимаешь? – Как будто она стала ему противна. – Сострадание и трусость – одно и то же, Монца! Я думал, ты это знаешь.

И что она могла сделать? Воскресить Хермона?..

Малая толика золота, казалось, может стоить моря крови.

Цепь горделивых пиков, разделенных тенистыми провалами, омытых золотым вечерним светом, – Урвальские горы, спинной хребет Стирии, тянулись к югу, упираясь в гигантскую скалу, пристанище Осприи. Пестрела множеством полевых цветов зеленая долина меж городом и холмом, на котором встала лагерем Тысяча Мечей. Вилась по ней, стремясь к далекому морю, Сульва, окрашенная заходящим солнцем в огненный цвет расплавленного железа.

Щебетали птицы в старинной оливковой роще, стрекотали кузнечики в густой, высокой траве. Лицо Коски овевал теплый ветер, теребя перья на зажатой в руке шляпе. Взгляд так и притягивали к себе виноградники, разбитые на горных склонах к северу от города, – длинные ряды зеленых лоз, одно созерцание коих вызывало обильное слюнотечение. В этих краях рождались и созревали лучшие вина Земного круга…

– Сладчайшее счастье, – пробормотал он.

– Красота… – выдохнул принц Фоскар.

– Вам не случалось раньше видеть прекрасную Осприю, ваше высочество?

– Рассказы о ней слышал, но…

– Дух захватывает, правда?

Город стоял на четырех громадных уступах, выбитых в крутом каменном откосе сливочного цвета, каждый из которых обнесен был собственными стенами и застроен домами, чьи крыши, купола и башенки возносились выше этих стен. С гор спускался изящными арками, числом больше пятидесяти, старинный имперский акведук, упиравшийся нижним своим концом в наружный крепостной вал. Самые высокие арки превосходили человеческий рост в двенадцать раз. Темнели на фоне угасающих лазурных небес четыре огромные башни крепости, непостижимым образом державшейся на скале. В окнах загорались огоньки, очерчивая контуры укрытого тенью города золотыми точками.

– Нет на свете другого такого места.

Последовала пауза.

– Жаль даже уродовать его огнем и мечом, – сказал Фоскар.

– Жаль, выше высочество. Но это война. И таковы ее орудия.

По слухам, принц Фоскар, ныне наследный, после несчастья, приключившегося с его братом в известном сипанийском борделе, был инфантильным, неопытным, слабонервным юнцом. Но то, что Коска успел увидеть, произвело на него приятное впечатление. Выглядел принц и впрямь мальчишкой, но казался скорее чувствительным, чем слабым. Скорей рассудительным, чем вялым, и скорей учтивым, чем безвольным. Он весьма походил на самого Коску в молодости. Если взять противоположность каждой черты, конечно.

– Укреплена она, похоже, на славу, – пробормотал принц, наведя на высокие городские стены подзорную трубу.

– О, это так. Осприя была аванпостом Новой империи, бастионом, выстроенным, чтобы отражать набеги неугомонных баольских орд. И некоторые стены продержались против дикарей больше пятисот лет.

– Так, может, герцог Рогонт попросту отступит за них? Он ведь, кажется, всеми силами избегает сражений…

– На этот раз сразится, – сказал Эндиш.

– Должен, – прогудел Сезария, – не то мы встанем лагерем в этой чудненькой долине и заморим его голодом.

– Мы превосходим его числом втрое, если не больше, – прогнусавил Виктус.

Коска согласно закивал.

– Стены полезны, только если человек ждет помощи. А ее от Лиги Восьми уже не будет. Он должен сразиться и сделает это. Положение его безнадежно. – Кто-кто, а Коска понимал, что такое безнадежность.

– Вынужден признаться, меня… кое-что беспокоит. – Фоскар нервно откашлялся. – Я узнал, что вы страстно ненавидите моего отца.

– Страстно?.. Ха! – небрежно отмахнулся Коска. – Когда я был молод, страсти еще имели надо мной власть, но, пройдя с тех пор жестокую школу, я осознал преимущества расчета на холодную голову. Да, у нас с вашим отцом были кое-какие разногласия. Но я, помимо всего прочего, наемник. И считаю преступным непрофессионализмом позволять своим чувствам уменьшать вес кошелька.

– Точно-точно. – Лицо Виктуса приобрело гнусное плотоядное выражение. Еще гнусней, чем обычно.

– Кстати… вот мои ближайшие сподвижники, – Коска повел шляпою, указывая на троих капитанов, – которые предали меня в свое время и посадили в мое кресло Меркатто. Отымели по самые цыпочки, как говорят в Сипани. По самые цыпочки, ваше высочество. И будь я склонен к мести, эти три куска дерьма тут не стояли бы. – Он хохотнул следом, и они хохотнули. И возникшее, было, напряжение развеялось. – Но все мы можем быть полезны друг другу, поэтому я простил их, и вашего отца тоже. Месть не делает завтрашний день светлее. И на весах жизни не перевесит даже одного скела. Так что не стоит беспокоиться на сей счет, принц Фоскар, я – человек деловой, купленный, оплаченный. Весь ваш.

– Вы само великодушие, генерал Коска.

– Сама алчность, что не вполне одно и то же… Но могу быть и великодушен. На время ужина, к примеру. Не желает ли кто из вас, господа, выпить? Вчера мы раздобыли ящик чудесного вина, в усадьбе выше по течению, и…

– Может, стоит обсудить стратегию, а потом уж начинать веселиться? Пока все еще способны мыслить здраво?

От резкого голоса полковника Риграта у Коски заныли зубы. Под стать голосу были и черты лица, и весь нестерпимо самодовольный вид этого тридцатилетнего офицера в наглаженном мундире, прежде – заместителя генерала Ганмарка, ныне – принца Фоскара. Похоже, это был тот самый военный ум, что стоял за талинской операцией.

– Поверьте, молодой человек, – сказал Коска, хотя ни молодым, ни человеком тот, на его взгляд, не был, – меня с моим здравомыслием разлучить нелегко. У вас есть план?

– Да! – Риграт залихватски взмахнул жезлом.

Из-под оливкового дерева неподалеку выдвинулся Балагур, держась за рукояти ножей. Коска легкой улыбкой и кивком головы отослал его обратно. Никто и заметить не успел.

Коска был солдатом всю жизнь, но до сих пор, тем не менее, гадал, каково же истинное назначение жезлов. Человека с их помощью не убьешь, и даже вида, что такое возможно, не сделаешь. Колышка для палатки не заколотишь, куска мяса не отобьешь и вряд ли сумеешь хотя бы заложить за достойную упоминания сумму. Может, они были предназначены для почесывания спины в тех местах, куда не дотянуться рукой? Или попросту для придания человеку дурацкого вида?.. Последнее уж точно удавалось, подумал он, глядя, как Риграт важно указует жезлом в сторону реки.