Джэнсон ответил не сразу, и послышался знакомый скрежет металла о металл: ему снова вставили в ножные кандалы стальной прут.

— Нет! — воскликнул он. — Нет!

И Джэнсон начал говорить. Он рассказывал о том, что показывают по телевидению и в кино; Фана Нгуена особенно заинтересовало то, что называлось «хеппи-эндом». Он уточнил, а какие еще финалы могут быть. Джэнсон рассказал о своем детстве, проведенном в Коннектикуте, рассказал о своем отце, сотруднике страхового агентства. Концепция страхования также заинтересовала Нгуена, и он стал по-научному серьезен, заставляя Джэнсона объяснить основополагающие принципы, разбирая понятия «риск» и «ответственность» с дотошностью, сделавшей бы честь самому Конфуцию. Казалось, Джэнсон рассказывает зачарованному антропологу ритуалы духовного очищения аборигенов Тробрианских островов.

— И ваш отец — по американским стандартам, у него жизнь сложилась?

— По крайней мере, он так считал. У него были хороший дом, хорошая машина. Он мог купить то, что хотел.

Фан Нгуен откинулся назад, и на его плоском обветренном лице изобразилось настороженное любопытство.

— И именно это составляет смысл вашей жизни? — спросил он, сложив на груди по-детски щуплые руки и склонив голову набок. — Гм? Именно это составляет смысл вашей жизни?

Вопросы продолжались бесконечно — Фан Нгуен упрямо не желал называть происходившее «допросами»; он говорил, что он «учитель», — и с каждым днем Джэнсону предоставлялось все больше и больше свободы. Ему позволялось гулять вокруг его убогой бамбуковой хижины, правда, под присмотром бдительного часового, Затем, после почти добродушного разговора про американский спорт (Нгуен высказал как само собой разумеющееся предположение, что в капиталистическом обществе классовой борьбе дают воображаемый выход на спортивных площадках), Джэнсону предложили подписать один документ. В нем утверждалось, что Фронт национального освобождения, провозглашенный борцами за свободу, мир и демократию, оказал Джэнсону медицинскую помощь и обращался с ним гуманно. Далее следовали требования к Соединенным Штатам прекратить империалистические захватнические войны. Джэнсону в руку вложили ручку — дорогую чернильную ручку французского производства, судя по всему, оставшуюся в наследство с колониальных времен. Он отказался поставить свою подпись, и его избили до потери сознания.

Придя в себя, Джэнсон обнаружил, что сидит на цепи в тесной бамбуковой клетке высотой шесть футов и диаметром четыре. Он не мог двигаться. Ему было совершенно нечем себя занять. Часовой с непроницаемым лицом поставил ему под ноги миску с солоноватой водой, усеянной воловьей щетиной и дохлыми насекомыми. Джэнсон превратился в птицу в клетке, ждущую, когда ее покормят.

Каким-то образом он почувствовал, что ожидание будет долгим.

— Xin loi, — усмехнулся часовой.

Сожалею.

Молнар. Деревня, стертая в памяти.

Молнар. Место, где все началось.

Теперь это была последняя надежда найти ниточку, ведущую в прошлое Петера Новака. Последняя надежда распутать сеть обмана, в которой они запутались.

Но осталось ли здесь хоть что-нибудь?

Они провели в пути все утро. Выбранный маршрут обходил стороной крупные города и автострады; старенькая «Лянчия» стонала и подпрыгивала на ухабах сельских дорог в горах Букк в северо-западной части Венгрии. Джесси всю дорогу молчала, погруженная в раздумья.

— В тех, что караулили меня вчера, было что-то странное, — наконец сказала она. — То, как эти парни расположились.

— Треугольником? — заметил Джэнсон. — На самом деле совершенно стандартное решение. Только так и можно поступить, имея в распоряжении всего троих человек. Наблюдение и перехват. Все как в учебнике.

— Вот это-то меня и беспокоит, — сказала Джесси. — Все как в нашемучебнике.

Джэнсон ответил не сразу.

— У этих ребят подготовка Кон-Оп, — наконец подтвердил он.

— Мне тоже так показалось, — согласилась Джесси. — Более того, я в этом уверена. Увидев, как тот блондин бросился вперед...

— Как будто он предвидел твои возможные действия и заранее принимал необходимые меры.

— Ну да, именно так.

— С точки зрения тактики очень разумное решение. Какими бы ни были его причины, он должен был убрать тебя или заложника. Ему едва не удалось расправиться с обоими. Хладнокровное убийство коллеги означало, что эти ребята не могли позволить тебе уйти с живым заложником — в первую очередь ими двигали соображения секретности.

— Знаешь что я тебе скажу — мне от всего этого становится не по себе, — заметила Джесси. — Эти намеки на Кон-Оп. Создается впечатление, как будто все против нас. Я вспоминаю слова этого кретина из архива насчет уничтоженных документов. Что-то в том духе, что огонь и вода полные противоположности, но оба являются врагами.

Местность становилась все более пересеченной; когда не осталось даже жилых башен советской эпохи, они поняли, что приближаются к месту назначения. Деревня Молнар была расположена на берегу реки Тиссы, между Мишколчем и Ньередьхазой. В шестидесяти милях к северу была Словацкая республика; в шестидесяти милях к востоку начиналась Украина, а прямо под ней Румыния. В различные исторические эпохи все эти государства были захватчиками — геополитическими хищниками. Горные хребты определяли русло реки; они также определяли путь армии, двигавшейся с Восточного фронта в сердце Венгрии. Пейзаж был обманчиво прекрасен; изумрудно-зеленые холмы уходили вдаль к невысоким голубоватым горным хребтам на горизонте. Тут и там какой-нибудь холм возвышался над своими соседями; внизу ступенями террас поднимались виноградники, оставлявшие самую вершину густым зарослям деревьев. Но земля тоже была покрыта шрамами, как видимыми, так и скрытыми от человеческих глаз.

«Лянчия» проехала по мосту через Тиссу — по мосту, когда-то соединявшему две половины деревни Молнар.

— Невероятно, — сказала Джесси. — Она исчезла.Как будто по мановению волшебной палочки.

— Это было бы гораздо гуманнее по сравнению с тем, что произошло на самом деле, — заметил Джэнсон.

Он прочитал, что зимним днем 1945 года части Красной Армии спускались с этих гор, а одна из гитлеровских дивизий решила устроить им засаду. Когда советская артиллерия выехала на дорогу вдоль берега Тиссы, немецкие солдаты и бойцы отрядов «Скрещенные стрелы»[47]попытались отсечь ее от главных сил. Это им не удалось, но русские понесли большие потери. Командование Красной Армии решило, что жители деревни знали о засаде. Венгерским крестьянам надо было преподать хороший урок, заставить их заплатить кровью. Деревня была сожжена дотла, а ее жители перебиты.