Иными стали люди, другой становилась и земля. Полуденная Сурь мало чем отличалась от Ории, разве что говор у людей был иным. Здесь же, ближе к Белому Крому, Згуру начинало казаться, что он попал в совсем другую страну. Да так оно и было — Полуночная Сурь издавна жила отдельно, и лишь полвека назад вой великого кнеса присоединили полуденные земли.

Вначале Згура поразили лапти. Здесь их носили все, даже те, кто жил не в жалких полуземлянках, а в добротных бревенчатых избах. Избы тоже стали другими — большими, с ладными срубами, зато неимоверно грязными. Грязь была всюду — под лавками и на лавках, на столах и даже на лапках шустрых тараканов, которые дружными стаями бегали по стенам и земляным полам. Тараканов не трогали, почему-то считая, что они приносят счастье.

Счастье приносили не только тараканы. Мыться здесь не любили, зато охотно опрокидывали полные братины, причем не только крепкие мужики, но и «женки» и даже сопляки-мальчишки. Пили не мед, не пиво и не вино, а нечто напоминающее грязную воду. Пойло издавало чудовищную вонь, зато валило на землю с трех глотков. Именовалась оно «курилкой» или «самобулькой». Пробовать «самобульку» Згур не стал и другим заказал — уж больно мерзко пахла. Венеты же пили с радостью и охотно брали ее в уплату вместо серебра.

Под «самобульку» хозяева становились разговорчивы — пока не падали с лавок. Згур слушал и поражался. О войне, конечно, помнили, но как-то вскользь. Война была на полдне, здесь же интересовались другим. Впрочем, понимать, чем именно, было затруднительно. Вначале Згуру казалось, что и венетская речь стала совсем иной, не такой, как в Лу-чеве. Помог Сова, объяснивший, что речь в Полуночной Сури та же, разве что выговор немного другой, но через

каждое слово местные венеты вставляли ругательство — покруче и позабористей. Оттого и понять трудно. Згур подивился, но рассудил, что в здешних землях, вероятно, нежити избыток. Вот ее и отпугивают от порога.

Слушать же местных было странно. Чаще всего говорили о «женках», да так, что не только Згур, но и видавшие виды фрактарии начинали краснеть до ушей. Бедняга Яр-чук, наверно, сошел бы в этих местах с ума — или кидался бы в драку после каждой услышанной фразы. Кроме «женок» и «самобульки», почти ни о чем не говорили, а когда все же начинали, то Згур поражался еще больше.

Ругали — смертно «лаяли» — скоморохов. Повинны оказались несчастные певцы да плясуны в том, что не угодили иереям Вознесенного. Тут, на полночи, в Чужого Бога верили многие, и его жрецы, столь тихие в Лучеве, каждый день наставляли народ в храминах под черным крестом. Но их самих тоже ругали. Почему-то встреча с иереем считалась дурной приметой, и оборониться от этого можно было лишь «кукишем». Что это такое, Згур так и не взял в толк. Доставалось и грамотеям, что умели разбирать «литеры». Таких особенно не любили, называя странным словом «ти-луген». Згур вспомнил маленький «литерник» Ярчука и вновь подумал, что венет бы в этих местах не прижился.

Ругали и прочих. Постепенно Згур с изумлением понял, что обитатели этих мест считают свое племя самым сильным и мудрым, остальную же «людь» не ставят ни во что. Особенно доставалось каким-то «земитам». Ни одного «зе-мита» Згуру встретить не довелось, да и местные их не видели — но лаяли люто, с пеной у рта. Именно «земиты», а не сканды и не местные бояре считались виновными во всех бедах Сури. И при всем при том Сурь (здесь ее называли «Сурь-Матушка») воспринималась как самая могучая держава под солнцем. Соседи же должны были оную Сурь-Матушку страшиться и дань платить, потому как иначе сурьские рати всех их сокрушат, пожгут и в полон возьмут.

Особенно часто заговаривали о Стополье. Вначале Згур подумал, что речь идет о городе, где сканды особенно безобразничают, но вскоре выяснилось, что «рогатые» тут вовсе ни при чем. Стополье находилось за тридевять земель, в стране окров, на Скандском море. Но каждый венет, хлебнув «самобульки», начинал кричать, что Стополье — город исконно сурьский, и должно его под сурьскую

руку всенепременно поять. Один знаток, перед тем как свалиться с лавки, досконально пояснил, что Стополье давно бы уже к Сури присоединили, да защищает его воевода Шмальк, а тот Шмальк зело лют и несговорчив. Но скоро Шмальку конец придет, и о том юродивый Лужок поведал, а какие-то Перум с Лукьяном верное письмо написали.

Згур понял — здесь, в Сури Полуночной, его войско не ждут. Лайва тут тоже не любили, зато с надеждой глядели на Хальга Олавсона, который и храмины Вознесенного не рушил, и «самобульку» пить разрешал, а главное, обещал соседей приструнить и Стополье от злобного Шмалька забрать. И впервые стали понятны странные слова, услышанные на Курьей горе. «Половина Венца». Полуденная Сурь с ее старыми богами готова признать того, кто выгонит насильников-скандов и наведет в земле лад. Сурь Полуночная жила иной жизнью.

Чем ближе к столице, тем богаче и грязнее становились села. Местная стража начинала коситься на маленький отряд, и Згур приказал не останавливаться на ночлег, опасаясь внезапной засады. Впрочем, Белый Кром оставался в стороне. Отряд повернул на закат, где за густыми лесами лежала земля усатых лехитов. К вечеру седьмого дня пути вдали показалась неширокая, заросшая густым камышом речка. Сова, ехавший впереди, сверился с мапой и молча указал вперед. Згур понял — Горскла. Там, за рекой, его ждет Хальг.

У перевоза, давно брошенного и пустого, никого не оказалось. На сером песке догнивал старый паром, пахло сыростью и тухлой рыбой. Фрактарии, спешившись, быстро осмотрели берег — пусто. Згур был уже готов приказать готовиться к ночлегу, когда над рекой пронесся резкий переливчатый свист. Фрактарии схватили копья, окружая комита, подняли обитые бронзой щиты.

—  — Эй, венеты! Вы привезли с собой вашего маленького Згури?

Кричали с противоположного берега — по-венетски, с уже знакомым полуночным выговором. Згур всмотрелся, но вечерний сумрак не позволял увидеть ничего — кроме серой береговой полоски и зарослей камыша. Он подумал,

кивнул Сове. Парень вышел вперед, приложил ладони ко рту:

— А вы не забыли старенького Хальга? В ответ ударил хохот.

— Скажи своему Згури, чтобы ехал сюда! Один, без вас! Здесь мелко, он даже не промочит ножек!

Фрактарии недовольно заворчали. Згуру и самому стало не по себе. Сканды коварны, им нельзя верить ни в чем. Но Олавсон неглуп. Убить лучевского воеводу можно куда проще, не приглашая в такую даль.

— Страшно? — За рекой вновь захохотали. — Трусишка Згури наделал в штанишки?

Это был вызов. Згур криво усмехнулся и вскочил в р седло. Будь что будет!

Горскла и вправду оказалась мелкой — вода не достигала до стремян. Стена камыша быстро приблизилась, в ней зачернел узкий проход. Вдали мелькнул огонек костра.

— Сюда! Не свались с лошадки, маленький Згури! Згур усмехнулся. На такие насмешки не обижаются. Сильный отвечает на смех смехом.

— Эй, где там ваш Хальг? Еще не убежал?

— О, нет, нет! — откликнулись совсем рядом. — Мне очень страшно есть, маленький ужасный Згури, но я тут!