Глаза его нашли Бека, и он ткнул в него пальцем.

– Гляньте на этого вот парнишку. У него есть имя, Красный Бек.

Глаза у Бека вылезли из орбит, когда весь передний ряд отпетых головорезов обернулся на него посмотреть.

– Вчера он поступил по-правильному. Он удерживал в Осрунге дом, в дверь которого ломился Союз. Слушал своего вождя. Стоял за своих. Берег свою голову. И четверых мерзавцев отправил обратно в грязь, и вышел из боя живым!

Если Зоб слегка и приукрашивал, так на то она и речь, разве нет?

– Так вот, если паренек семнадцати лет способен отстоять у Союза дом, то неужто вояки с вашим опытом не отстоят у той песьей своры этот холм! Тем более что все здесь знают, как Союз богат… и неужто не оставит вам обильной поживы, когда будет уносить отсюда ноги, а?

Наконец-то раскат смеха. Ничто так не срабатывает, как обращение к жадности.

– У меня все! – рявкнул он. – А теперь по местам!

И соскочил с короба, покачнувшись из-за стрельнувшего колена, но остался стоять на ногах. Восторженных хлопков нет, но есть надежда, что он расположил их к себе достаточно, чтобы в спину ему до конца битвы не вонзился нож. А в эдакой орде это немало.

– Хорошо сказал, – одобрила Чудесница.

– Ты так думаешь?

– Только не знаю насчет правильности. Обязательно надо было это приплетать?

– Кому-то ж надо, – пожал плечами Зоб.

– Вы, наверное, слышали этим утром шум. – Полковник Валлимир окинул суровым взглядом собрание офицеров и сержантов Первого его величества полка. – Это был налет северян.

– Кто-то сбрендил, вот тебе и шум, – пробубнил Танни.

Он это сразу смекнул, едва лишь заслышал донесшийся с востока гвалт. Нет лучшего способа сбрендить, чем ночь, армия и всякие там сюрпризы.

– Имело место смятение на передовом рубеже…

– Опять же кому-то почудилось, – проворчал Танни.

– В темноте паника распространилась…

– Еще парочка чудаков, – буркнул Танни.

– И… – Валлимир скорчил гримасу, – северяне ушли с двумя нашими штандартами.

Танни приоткрыл рот, но слов так и не произнес. По собранию прошел изумленно-негодующий ропот, четкий, несмотря на сотрясающий ветви ветер.

– Штандарты Второго и Третьего полков захвачены врагом! – грянул Валлимир. – Генерал Миттерик… – Полковник с нарочитой осторожностью подыскал подходящие слова. – …крайне недоволен…

Танни исподтишка фыркнул. Недоволен Миттерик бывает лишь в благостном расположении духа. А уж при двух уведенных, можно сказать, из-под самого носа штандартах его величества о степени недовольства остается только гадать. Наверно, если ткнуть в него сейчас булавкой, гром раздастся на всю долину. Танни поймал себя на том, что сжимает штандарт родного Первого полка как-то очень уж бережно, и заставил себя расслабиться.

– Однако, что гораздо хуже, – продолжал Валлимир, – очевидно, приказ атаковать вчера пополудни все же последовал, но так и не был нам доставлен.

На Танни с укором покосился Форест, но капрал лишь пожал плечами. От Ледерлингена до сих пор не было ни слуху ни духу. Кто знает, может, парень добровольцем пошел в дезертиры.

– К тому времени, как подошел следующий циркуляр, уже стемнело. Так что Миттерик желает, чтобы мы за сегодня восстановили свое лицо. Как только развиднеется, генерал начнет штурм стены Клейла, причем с ошеломительной силой.

– Хм.

Об ошеломительной силе Танни последние дни слышал много, но как-то так выходило, что северяне всякий раз оказывались недоошеломлены.

– Между тем западную оконечность стены он думает оставить нам. Как только приступ наберет мощь, удерживать всю стену врагу скорее всего не хватит численности. Как только мы увидим, что неприятель оставляет стену, мы тут же пересекаем реку и бьем с фланга, – Валлимир шлепком одной ладони о другую изобразил, как он это видит. – Тут ему и конец. Все просто. Как только северяне оставляют стену, мы атакуем. Вопросы есть?

Вопрос у Танни напросился тут же – а как быть, если они ту стену не оставят? – но он досконально знал, что высовываться перед толпой офицеров – себе дороже.

– Вот и хорошо.

Валлимир улыбнулся, как будто молчание означало, что план безупречен, а не то, что люди или туповаты, или озабочены, или опасаются указать на его просчеты и недостатки.

– Нам не хватает половины людей и всех наших лошадей, но что может остановить Первый полк его величества? Если каждый сегодня будет достойно выполнять свой долг, у нас все еще есть время стать героями.

Пока туповатые, озабоченные, осторожные офицеры расходились готовить к бою своих солдат, Танни втихомолку давился язвительным смехом.

– Ты слышал, Форест? Мы можем все заделаться героями.

– Я настроен пережить этот день, Танни. От тебя же мне нужно, чтобы ты подобрался к линии деревьев и наблюдал оттуда за стеной. Иными словами, нужны опытные глаза.

– Да я там и так уже все видел-перевидел, сержант.

– Ну так и еще малость поглядишь, не рассыплешься. Как только увидишь, что северяне начинают сниматься, даешь сигнал. И еще, Танни. Смотреть ты будешь не один, поэтому и надеяться не смей, что тебе удастся что-нибудь отмочить. Думаешь, я не помню, что произошло тогда с засадой у Шрикты? Или что, наоборот, не произошло?

– Преступного умысла не выявлено. Это я цитирую трибунал.

– Все б ты трибунал цитировал, склизкая твоя задница.

– Первый сержант Форест, я сокрушен столь низким мнением сослуживца о моей персоне.

– Какой еще персоне, угорь! – прикрикнул Форест вслед.

Капрал уже пробирался по склону меж деревьев. Желток горбился в кустах примерно на том же месте, где они вдвоем коротали ночь. Он пялился через ручей в окуляр Танни.

– Где Уорт?

Желток открыл было рот, но капрал его перебил:

– Впрочем, я зря спросил. По зрелом размышлении можно и так догадаться. Есть ли какие-то признаки движения?

Желток снова приоткрыл рот.

– В смысле, помимо движения в кишечнике рядового Уорта?

– Никаких, капрал Танни.

– Прошу простить, если я тоже взгляну.

Не дожидаясь ответа, он выхватил окуляр и цепко оглядел линию стены от идущего вдоль ручья косогора – с запада на восток, где она скрывалась за каким-то бугром.

– Это не из недоверия к вашей сноровке…

Перед стеной никого не было, но за ней виднелись острия копий – да густо так – на едва начинающем бледнеть небе.

– Ну как, капрал, движений все же никаких?

– Никаких, Желток, никаких, – Танни, отведя окуляр, поскреб немытую шею.