Он снял винтовку с предохранителя и снова прицелился Аннике в лоб. Сейчас он сделает с ней то же, что сделал с Ахмедом. Она успела подумать, что у нее двое детей, что это невозможно, он не сделает этого…

В этот миг голова Филиппа Андерссона взорвалась.

Женщины подняли крик, в комнате повисло гулкое эхо выстрела.

Анника уставилась на труп, который зашатался над ней, складываясь так, будто в нем не было костей. Она стремительно отползла в сторону, чтобы тело Филиппа не упало на нее. Труп с глухим стуком грохнулся на персидский ковер.

Крик служанок перешел в невыносимый фальцет. Сюзетта и Амира, съежившись в кресле, прижались друг к другу. Фатима закрыла ладонью лицо ребенка.

Анника поползла, поползла прочь от трупа, прочь от двери. Она ползла, пока не наткнулась на статую, которая опрокинулась от толчка.

В гостиную вошел человек с автоматом в руках. Это был такой же автомат, какой Анника подобрала рядом с трупом во дворе. Из дула автомата вился дымок.

Сюзетта и Амира закричали.

Анника посмотрела на человека и узнала жесткий профиль, прямые плечи, мокрый конский хвост и вздернутый подбородок.

– Они убьют нас, – кричала Сюзетта, – отравят газом!

Женщина не обратила на этот крик никакого внимания.

Она положила автомат на пол и подошла к мертвецу. Опустившись рядом с ним на колени, она погладила руку, все еще сжимавшую спусковой крючок винтовки.

– Прости, – прошептала она, – прости, Филипп, но всему этому надо было положить конец.

Она уронила голову на руки и расплакалась.

К ним подбежал Аббас, снял автомат с предохранителя и направил на незнакомую женщину.

Анника вскочила на ноги и, бросившись вперед, заслонила ее собой, протянув руки к Аббасу.

– Не стреляй! – крикнула Анника. – Она должна жить. Она из полиции, ее зовут Нина Хофман.

Гроза миновала.

Задул теплый ветер. Он врывался в дом через открытые двери, гулял по лестницам, холлам и комнатам, двери которых были теперь распахнуты настежь.

Фатима встала и отдала ребенка, которого держала на коленях, Амире и Сюзетте.

Она подошла к трупу на полу и долго смотрела на него. Он лежал на животе. Руки были вытянуты вдоль тела, винтовка осталась прижатой к правому боку. Головы практически не было. Женщины замолкли. Все молчали, даже дети не плакали.

Потом Фатима посмотрела на Аннику и Нину:

– Есть здесь кто-нибудь еще из ваших людей?

Анника откашлялась и посмотрела на Нину, но она смотрела в пол и, казалось, не слышала, что происходило вокруг.

– Во дворе лежат еще два трупа, – сказала Анника.

– Зине и Ахмед?

– Ахмед там, а Зине я не видела.

Фатима кивнула ей и Нине:

– Вы вдвоем снесите его вниз и положите возле конюшни. Потом вернетесь, скатаете ковер и положите его в прачечной за кухней. Потом пройдете по комнатам, посмотрите, есть ли еще ковры, которые надо чистить, и тоже снесете их в прачечную.

Анника удивленно посмотрела на эту женщину. Казалось, все происшедшее нисколько на нее не подействовало. Потом она обратилась к своему зятю Аббасу, который до сих пор стоял подняв снятый с предохранителя автомат Нины.

– Аббас, – сказала Фатима, – займись электричеством. Потом собери оружие и запри его там, где оно должно быть. Затем выведи во двор бульдозер и маленький прицеп. Девочки!

Это относилось уже к Амире и Сюзетте.

– Отнесите детей на кухню. Дайте им поесть. Потом отнесите их в мою спальню и почитайте. Постарайтесь, чтобы они заснули.

Первой зашевелилась Амира. Она поставила племянника на пол, подала Сюзетте руку, помогла ей встать с кресла, подошла к сестре и взяла у нее второго ребенка. Аббас поставил автомат на предохранитель, повесил оружие на плечо, поднял с пола оружие Филиппа и вышел из комнаты.

Потом ожила Нина.

Она подошла к тому месту, где у трупа была голова, и наклонилась над ним.

– Мы не сможем его нести, нам придется его волочить, – сказала она. – Нам нужен пакет или что-нибудь, чтобы завернуть голову, иначе мы вымажем кровью все ковры в доме.

– Амира, – окликнула Фатима дочь, которая уже вышла из комнаты с ребенком на руках.

Фатима сказала что-то по-арабски служанкам и вместе с Аббасом и Сюзеттой вышла в холл.

Анника не могла смотреть на лежавший у ее ног труп и отвернулась.

Вернулась Амира с пакетом и веревками. Она протянула его Нине, которая быстро натянула пакет на голову трупа и стянула горловину шнуром.

– Сейчас мы его перевернем, – сказала Нина, и Анника повиновалась. – Теперь бери его за ноги.

Анника сделала, как ей было сказано, чувствуя одновременно пустоту и какую-то странную радость. Несмотря на полумрак, контуры предметов были четкими, цвета – яркими, ведь он мог ее застрелить, ведь мог же!

Труп оказался неслыханно тяжелым. О том, чтобы его поднять, не могло быть и речи. Они поволокли его по толстым коврам до лестницы.

В этот момент включилось электричество и холл ярко осветился многочисленными лампами.

Нина бросила ноги трупа на ступеньки.

– Ты пойдешь впереди и будешь тянуть, а я стану держать его за голову, чтобы не слетел пакет.

Анника потянула труп за ступни и штанины. Труп легко заскользил по ступеням. Два раза приходилось подхватывать тело под живот, чтобы замедлить спуск.

Двор был освещен большими прожекторами. Они с Ниной положили голову на землю и вдвоем потащили труп по земле, взявшись каждая за одну ногу. Пакет порвался, и из дыр на землю потекла кровь.

Оба человека в черном, которые вместе с Филиппом взорвали ворота, лежали на прежних местах с множественными ранениями в грудь. Тело Ахмеда исчезло. Анника посмотрела на темное кровавое пятно на том месте, где лежала на земле его голова, хорошо заметное теперь в свете прожекторов.

– Можете положить его прямо на прицеп, – сказал Аббас.

Он показал на какое-то сочетание экскаватора и трактора.

Позади ковша стоял небольшой прицеп.

– Одни мы не справимся, – сказала Нина.

Втроем они погрузили труп в кузов прицепа.

Не говоря ни слова, они пошли за остальными трупами. Аббас тащил их за руки, а Нина и Анника вдвоем за ноги.

– Где Зине? – спросила Анника, когда они сложили оба трупа в прицеп поверх тела Филиппа.

– Он жив, но потерял много крови. Единственный человек, у которого была подходящая группа крови, – это Ахмед, но он мертв.

Во двор вышла Фатима в своей обычной черной одежде.