только повторить работу древних мастеров: тазхар, живое серебро и тяжёлый урган придали лезвию невиданную лёгкость и тонкость. Но это было ещё не всё: меч, получивший имя Хриз, в руках владельца мог становиться любым оружием. И все признали его наиболее дивным творением из трёх мечей Серой Стали.

Так завершился этот спор.

– И где сейчас те мастера? – спросил Бертольд, молчавший всё время, пока двараг рассказывал эту историю.

– Они ушли, – сказал Рагнур.

– А… а мечи?

– Мечи хранятся здесь, у нас. Раньше мы много торговали с людьми. Многих пытались обучать и кузнечному делу. Но человеческий век недолог, и когда мастер достигает высот своего искусства, уже приходит пора умирать. Немудрено, что последний клинок оружейника – самый лучший. – Гном помолчал. Поднял взгляд. – Теперь вы понимаете, что за меч сходит с наковальни мастера, чей возраст пара тысяч лет, перед его уходом? Вот поэтому мы так их ценим. А сейчас давайте спать.

Он выколотил трубку о каблук, дунул на свечу, и наступила темнота.

* * *

– Государь…

Король Лаутир обернулся. В дверях стоял Отрар.

– Что случилось?

– Клепсидра, Государь…

– Я знаю, – вздохнул тот. – Знаю…

* * *

Обширная пещера, отведённая под склад, была забита бочками, мешками и морожеными говяжьими и бараньими тушами. На многочисленных крюках ровными рядами висели связки копчёной рыбы. Было холодно и сыро, с потолка свисали белые сосульки сталактитов. Жуга постоял у входа, убеждаясь, что за ним никто не следит, и задёрнул тяжёлый кожаный занавес.

– Эй! – позвал он вполголоса. – Есть здесь кто-нибудь?

Одна из бочек шевельнулась, и в слабом свете чуть мерцающих стен замаячила физиономия Орге.

– Лезь сюды, – прошептал он. – Только быстро.

Лаз оказался донельзя узким. Помедлив, Жуга расстегнул перевязь и влез в отверстие, нащупывая путь мечом. Наткнулся пару раз на что-то мягкое. Гном ругнулся: «Эй, полегче там!» – и резво пополз вперёд.

Ползти пришлось долго. Туннель змеёй вился в граните, Жуга два раза застревал в его узких извивах, и если б не уверенность провожатого, впору было впасть в панику. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем каменная нора расширилась и оба оказались в обширном зале с низким потолком. Здесь тоже было сыро, зато тепло. Стены светились словно бы вполсилы, дальние края зала тонули в темноте. В кровь обдирая локти и колени, Жуга извернулся и спрыгнул на пол вслед за дварагом. Огляделся по сторонам.

– Эй, Хагг, – позвал негромко Орге. – Мы пришли.

Золтан выступил из темноты, сопровождаемый лёгким шорохом, причину которого Жуга понял чуть позже: за парой глаз, блеснувших в полумраке, возникла вторая, третья, четвёртая… Они подходили один за другим, эти гномы, выбравшие мрак и неизвестность, подходили и замирали неподвижно за спиной Зууба, молча глядя на травника.

– Ну что ж, – помедлив, сказал Золтан. – Спасибо, что пришёл.

– Не твоя в том заслуга, Зууб. – Жуга покачал головой. – Я пришёл, чтобы наконец разобраться во всём. – Он повернулся к столпившимся гномам и поднял руку: – Аой. Меня зовут Жуга.

По неподвижным рядам пронеслось шевеление, затем один из гномов выступил вперёд.

– Хлейн, – назвался он.

Почти тотчас вслед за ним шагнул другой, худой и жилистый, с мосластыми шишками суставов.

– Вольпер.

Коренастый, гладкокожий, смахивающий на отполированный ветром старый пень.

– Ругер.

Два близнеца, по пояс Хаггу ростом, неотличимые лицом и телом.

– Глюм.

– Тингер.

Поток имён не иссякал.

– Хёг.

– Манол.

– Спелле.

– Реган.

– Кримбл.

– Гассенпфеффер.

– Зинбар.

Жуга стоял недвижный, молча слушая, как гномы доверяют ему свои Имена. Их было двадцать шесть. Разновеликие, одетые как попало и вооружённые кто чем, грязные, давно не видавшие нормальной пищи, все из разных кланов и разных мест, насторожённые, злые, угрюмые…

Выродки.

Свободные.

Жуга поднял голову, взглянул Золтану в глаза. Губы его шевельнулись. «Зачем?» – прозвучал еле слышный вопрос.

– Они с поверхности, – ответил тот. – Их тоже выгнала война. Они…

– Я знаю, – остановил его Жуга. – Мне рассказывали те, в пещере…

– Вот как? Хм. Ладно.

– Мне надоела эта болтовня, Зууб. Где он?

– Кто?

– Четвёртый меч.

Золтан с шумом втянул воздух. Помолчал.

– Как ты догадался? – спросил он наконец.

Жуга пожал плечами.

– Это несложно. Явно чего-то не хватало в тех легендах. Сам посуди. Стихий четыре, а способов закалки только три: воздух, земля… кровь означает огонь, так? А как насчёт воды?

Зууб молчал.

– Потом, ты говорил, что Хриз – «клинок вечерних сумерек». Ночь и день, конечно, Хиор и Хейтон. Где же утро? И потом… Зверей-то четверо. Я даже знаю, как он выглядит. Чёрный клинок, белая рукоять, так? Где он, второй меч-на-грани, меченный собакой, из-за которого весь сыр-бор?!

Некоторое время царила тишина.

– Хануд. Клинок-предатель, проданный султану за долги, – нарушил наконец своё молчание Золтан. Поднял взгляд на травника, облизал пересохшие губы. – Это он начал войну.

– Докажи.

Хагг не ответил. Вместо этого темнота за его спиной шевельнулась и показался ещё один двараг. Заметно выше остальных Свободных и чересчур широкоплечий даже для гнома, он казался старше их. В его курчавой бороде белела седина.

– Я Севелон, – помолчав, сказал он. Смерил травника взглядом. – Я был подмастерьем у Родарина. Я ковал Хануд. Чего ты хочешь услышать? Спрашивай. Я отвечу.

* * *

– В те годы мы работали вдвоём, – медленно роняя слова, рассказывал двараг. – По меркам нашего народа я был молод и потому оставался в тени Родарина. На всём, что выходило из мастерской, стояло его клеймо. Меня никто не принимал всерьёз. Я же хотел работать сам. Когда случился тот спор, я понял: вот мой шанс доказать всем, что я и сам чего-то стою! И я принялся за работу.

Мы вместе ковали Хриз, на нём лежат и мои заклятия тоже. Мой молот оставил не один след на его клинке. И это я в ту ночь закаливал его у моря – Родарин не решился выйти на поверхность.

Хануд я ковал в одиночку. Мне не хотелось повторять любой меч, как бы хорош он ни был. Наконец пришла пора показывать работу. Я тоже принёс на суд свою работу. И знаешь что? Они посмеялись надо мной! Они не захотели даже выслушать меня. Родарин победил в этом споре. Хануд никто не принял всерьёз.

Три меча поместили в сокровищницу и окружили почётом.

Мой клинок положили на склад.

С тех пор минули годы. Ушли и Вирофилт, и Родарин, и Хульдре. Я уже давно признанный мастер. Но меч… Меч так и не признали. И вот недавно, расплачиваясь с людьми, король Лаутир принял решение отдать им Хануд. Я был против, но государь молод и упрям. Почти так же упрям, как