нити обвились вокруг наших рук, прижимая их друг к другу, пока я чуть не вскрикнула от боли. Нити впивались в кожу мне и Калдрису, на руках у нас растекалось красное пятно крови.

– Моя душа, мое сердце, моя плоть и мой меч принадлежат тебе, и если когда-нибудь наступит день, когда твое сердце перестанет биться, я последую за тобой в Пустоту.

Он повернул наши связанные руки так, чтобы кровь, стекающая по моей плоти, коснулась его. В тот момент, когда первые капли нашей крови слились, золотые нити вдруг натянулись, а затем взорвались внезапной волной света.

Он опустил наши руки по бокам, выпустив мои из своих, чтобы я подняла и посмотрела на перекрещивающиеся следы, оставленные нитями. Крови уже не было, и, если бы не мерцающие под кожей золотистые линии, я бы подумала, что все это плод моего воображения.

– Что вы наделали? – спросила Имельда, выходя вперед сквозь тишину, висевшую над группой зрителей, собравшихся посмотреть представление.

Она взяла мою руку в свою, провела пальцами по остаткам золотистых линий и наконец обратила на меня взгляд широко раскрытых белых глаз. Она отступила назад, медленно опуская руки по бокам.

– А что такое? – спросила я, переводя взгляд с нее на Калдриса и обратно.

Он высоко поднял подбородок, вызывающе глядя на нее сверху вниз.

– Твоя половина дала клятву на крови, и Судьбы ее приняли, – сказала она, глядя в ответ на него. – Ты хоть представляешь, насколько это было глупо? Ты понятия не имеешь, что ее ждет по ту сторону границы! А ты – единственный наследник двора Зимы. Ты не имеешь права так рисковать своей жизнью, потому что единственным результатом твоей смерти может стать хаос.

– Я не понимаю, – сказала я, глядя на него, пытаясь осознать произнесенные им слова.

– Ваши жизни теперь едины. Парные узы свяжут твою преходящую – смертную – жизнь, если ты, конечно, смертна, с его вечной – бессмертной – жизнью, и это позволит тебе жить дольше. Он сделал так, что независимо от того, станете вы парой или нет, смертна ты или бессмертна, он умрет вместе с тобой. Если мы потеряем кого-то одного из вас, мы потеряем вас обоих. Это была дурацкая сделка, – сказала Имельда, глядя на Холта так, словно ожидала, что он ее поддержит.

– Думаю, это довольно романтично, – ответил Холт, с ухмылкой скрестив руки на груди.

– Конечно, если тебе нравится созависимость, – сказала Имельда, и ее губы сложились в жестокую улыбку. – А мне не нравится. И ты обречешь всех нас на погибель из-за твоей созависимости, – добавила она, снова переводя взгляд на Калдриса.

Она пригвоздила его своим всевидящим взглядом, полным осуждения, и я знала, что, если бы она сосредоточила всю силу своего взгляда на мне, я бы зачахла на месте.

Ведьма взяла за руку Фэллон, и, шепчась между собой, они отошли подальше. Не было никаких сомнений, что они собирались разработать стратегию своих дальнейших действий, когда мы все узнаем, кто такая Фэллон. Ведь я доказала почти всем, кроме своей половины, что потерянная дочь Маб – я. В моих венах текла та же сила.

– Зачем ты это сделал? – спросила я, глядя на Калдриса, когда он снова наклонился ко мне.

Его пальцы играли с прядью волос, лежавшей у меня на плечах, и мое тело, казалось, узнавало стук барабана судьбы по биению, что пульсировало у него в руке и эхом отдавалось в моем теле.

– Убить меня ты, возможно, не сможешь, но это не значит, что ты не сможешь покончить с собой, если отчаяние накроет тебя с головой. Но мученицей ты точно не станешь, мин астерен. Если только не захочешь взять меня с собой, – сказал он, и подтверждение его полной готовности уйти вместе со мной колом пронзило мне сердце.

При этом я совершенно не сомневалась в чувствах, стоящих за его заверением: клятва крови была очень осознанным решением.

Он привязал мою жизнь к его, зная, что это помешает мне сделать то единственное, что я пока еще могу контролировать. Помешает выполнить обещание, данное Бранну. Моему брату. Моему опекуну. Или как его теперь называть?

– Ты не должен был так поступать, – сказала я, приподняв бровь.

Мне хотелось разозлиться на него, но я так устала бороться. Так устала притворяться, что это не он заставляет вращаться весь мой мир, и верить, что я должна ненавидеть его просто потому, что меня всегда так учили. Я не могла привязать его к человеческим условностям, потому что он не был человеком. Да и я, как выяснилось, им не была.

– Это моя жизнь, детка. И я сам выбираю, как и когда мне жить. Я выбрал остаться с тобой навечно.

– Нам пора идти, – сказала Фэллон, оглядываясь назад, в сторону леса, где, как мы все знали, вполне могли отсиживаться Стражи Тумана в ожидании подкрепления.

Мистфел не останется брошенным надолго. Здесь всегда происходили все битвы между людьми и фейри.

Я отпустила руку Калдриса и подошла к матери. Змеи наконец уползли прочь, скрывшись в лесах, вернувшись туда, где им и место. Осталась только та, что, раскинувшись, лежала у меня на плечах. Она снова подползла ко мне, обвилась вокруг ноги и, извиваясь, поднялась вверх по телу, чтобы умоститься у меня на плечах.

– Пойдем с нами, – сказала я матери, не обращая внимания на потрясенное выражение ее лица. – Его мать предоставит тебе безопасное убежище в Катансии, где ты сможешь спокойно жить в достатке и комфорте. Если ты останешься здесь, тебя убьют.

Я нисколько не сомневалась, что так и будет. Они лишь посмотрят на единственную оставшуюся в живых и сразу поймут, что она совсем не на их стороне. Особенно когда увидят лорда Байрона, чей труп лежал на границе и лицо постепенно покрывалось песком, который приносили плещущие волны.

– Никогда мне не хотелось идти в земли фейри, – сказала она, глядя на океан.

Где-то там, вдалеке, где было уже глубоко, плыл одинокий корабль, едва различимый сквозь облако тумана на воде.

– Но, думаю, сейчас мне особо не из чего выбирать. Придется пойти с вами.

В Мистфеле не осталось ничего, что могло бы ее удержать. Ее мужа убили, единственную дочь тоже пытались убить.

– Я всегда знала, что ты особенная. С того самого момента, как забеременела. Я чувствовала, что, кем бы ни была, ты была сильнее любого младенца. Ты забрала у меня все, и все равно тебе было мало.

Она коснулась своих ног. Мне говорили, что ноги у нее начали болеть, как только она забеременела мной.

– Но я бы снова и снова отдала все это и многое другое, чтобы увидеть, как ты превращаешься в женщину, которой стала, Эстрелла.

– Что? – изумленно выдавила я.

Рот у меня открылся от удивления. Я