– Вполне возможно, – согласился он, кивнув.

Но если Бранн выжил в тот день на утесе, почему он так и не нашел меня за прошедшие с тех пор недели?

– Что бы ни случилось с твоим братом, ты должна подумать о том, что он хотел сделать для тебя. Я не знаю, что ждет тебя в Альвхейме и почему он клялся, что все изменится, как только ты ступишь на землю фейри, но я знаю, что он любил тебя больше всего на свете. И, несмотря на это, решил, что тебе лучше умереть, чем попасть в Альвхейм. Поэтому я действительно боюсь того, что произойдет, если ты переступишь эту границу, Эстрелла, – сказала моя мать, и я знала, ей было больно это признавать.

Я видела боль в ее глазах в тот день, когда меня пытались принести в жертву Завесе, я знала, что моя мать любит меня.

Я кивнула ей в ответ, крепче сжимая меч, прежде чем перевела взгляд на бога Мертвых.

– Я знаю, – ответила я, впиваясь зубами в нижнюю губу и пытаясь отогнать вязкую печаль, которая грозила опутать меня липкой паутиной.

Никогда у меня не получится сделать то, что нужно. Никогда, пока рядом со мной он. Пока Калдрис жив и готов меня лечить.

Он улыбнулся, шагнул ко мне и развязал завязки на кожано-металлических доспехах у себя на груди. Он сбросил их на землю и сделал еще один шаг, приближаясь ко мне, пока кончик моего меча не прорвал ткань его рубашки.

– Однажды я уже говорил тебе, что скорее умру, чем буду жить без тебя.

Я сглотнула, в горле у меня застрял горький ком, и мне стало трудно дышать.

– Калдрис, – пробормотала я, и боль в моем голосе вырвалась наружу.

Мы слишком далеко ушли с момента нашей встречи, когда я еще могла притворяться, что он мне безразличен, что он не владеет моей душой. Даже если я ненавидела его – за то, что он поставил меня в такое положение, за то, что спас меня, когда я этого не хотела. Смерть была бы гораздо удобнее, чем тот ужас, который меня ожидал.

Та часть меня, которая принадлежала ему, продолжала тянуться к нему через разделившую нас пропасть и хотела только одного – смотреть в его голубые глаза до последнего вздоха.

– Просто пообещай мне, что последнее, что я увижу, прежде чем тьма поглотит меня, будет твое лицо.

– Ты не должен с этим соглашаться, – сказала я, едва не поддавшись желанию бросить меч, чтобы не убивать его. – Ты должен драться со мной.

Он протянул руку, обхватив ладонью острый край лезвия. Из пореза потекла его кровь, смешиваясь с кровью всех людей, которых он убил, пытаясь добраться до меня. Чтобы спасти меня.

– Зачем мне драться с тобой, звезда моя? – печально спросил он. – Я просто хочу любить тебя до последнего вздоха. Ты стоила того, чтобы ждать тебя столько веков, хотя вместе мы были совсем недолго.

Я сильнее сжала рукоять, вцепилась в нее изо всех сил, хотя в душе уже знала ответ на вопрос.

Это был он. Всегда – только он.

Как только эта мысль закрепилась у меня в сознании, я выпустила меч, позволив ему с грохотом упасть на землю. Он падал как будто в замедленном темпе. Как будто сама судьба признала, что его падение ознаменовало именно это.

Начало конца.

Калдрис сократил расстояние между нами, меч с грохотом упал на землю, и он, перешагнув через лезвие, просунув руку мне под волосы, обхватил мою шею, мое лицо, мою метку – все, до чего смог дотянуться. Целое мгновение он смотрел мне в глаза, а потом приблизил свои губы к моим и поцеловал меня с медленной, всепоглощающей страстью, на которую у нас уже не было времени.

Это время у нас украли, независимо от того, чем закончится переход границы.

Он отстранился, глядя на меня сверху вниз.

– Позволь мне отвезти тебя в Катансию, – пробормотал он.

– Но ты должен привезти Маб ее дочь. Мы оба знаем…

– Мы ничего не знаем, – прервал меня Калдрис, касаясь моих губ своими, чтобы заставить замолчать. – Я должен привезти туда тебя и Фэллон, чтобы представить вас ей. Но я не вижу причин, по которым мы не можем сделать по пути остановку. Позволь мне отвезти тебя к замерзшим водопадам Люмена. Там ты примешь меня как свою пару, как ты уже согласилась. И тогда у нас будет шанс разорвать те путы, которые она наложила на меня в детстве. Если она больше не сможет мной управлять, то мне вообще не нужно будет везти тебя к ней. Мы обрели бы свободу.

Его слова вызвали во мне боль и тоску, в которых я не хотела признаваться. Больше всего на свете я хотела быть свободной и быть с ним. Но иметь и то и другое казалось совершенно недостижимым, учитывая его чувство собственничества и то, как он стремился защитить меня от всех ужасов мира.

Смогу ли я когда-нибудь быть по-настоящему свободной рядом с таким мужчиной, как Калдрис?

– Хорошо, – прошептала я в ответ, сгорбившись.

Если у нас есть хоть малейший шанс, что мы найдем место, где сможем обрести покой, я должна им воспользоваться.

Улыбка, осветившая его лицо, останется в памяти до конца моих дней. В груди у меня вспыхнуло облегчение, заставив сердце учащенно биться. Он прижал меня к себе, крепко обхватив свободной рукой за талию, прикоснувшись губами к моим.

Не отводя взгляда от моих глаз, он нежно, но крепко целовал меня и при этом что-то бормотал прямо мне в рот. От силы и близости его пылающего взгляда волоски у меня на руках поднимались дыбом. Слова, которые он говорил, казались важными и тихим эхом разносились в тишине садов.

Наконец из своего укрытия показались меченые.

– Я буду любить тебя, пока с ночного неба не исчезнут звезды. Пока не перестанет светить солнце. Пока мир не вернется в пустоту, из которой возник. Пока снова не воцарится хаос.

Он прикоснулся своими губами к моим и опустил руки, чтобы взяться за мои. Поднял их, прижал свои ладони к моим, совместив, насколько возможно, наши пальцы. Кожа у меня загудела от тепла, и я закрыла глаза, вдыхая глубокий аромат цветов лотоса с оттенком сандалового дерева, плывущий над озером летом, хотя лицо мне обдувал зимний бриз.

Когда он оторвался от меня, я, моргнув, посмотрела на него и увидела, как исходит от наших рук золотистый свет. Что-то в магии требовало ответа, взывало ко мне, и этот зов я не могла игнорировать.

– Пока снова не воцарится хаос и не наступит вечность, и каждое последующее мгновение, – сказала я, обратив внимание на наши переплетенные пальцы.

Золотые