же нахожу в себе силы подавить хихиканье и, направившись в следующую комнату-казарму, продолжить колыбельную. Она последняя для этих людей. Может, они и вели себя плохо, но позволить им дослушать песенку, знаменующую окончание их жизней — будет правильно. Тем более мне пока не нужен опытный материал, а с откачкой и сохранением чужой жизненной силы возиться лениво.

— За день мы устали очень,

Скажем всем: «Спокойной ночи!»

Глазки закрывай! Баю-бай! …

Оглядев дело рук своих, остро сожалею о том, что под рукой нет фотоаппарата, а имеющиеся навыки рисования можно назвать в лучшем случае средними.

Картина мирно лежащих или безмятежно опирающихся о стены и спинки стульев мужчин, чьи лица, в большинстве отмеченные пороком, сейчас умиротворены настолько, что кажутся по-своему милыми, была… красива. Наверное, у меня не всё в порядке с головой, но вид таких мирных — похожих на спящих — мёртвых бандитов, чьи тела ещё не до конца умерли и, возможно, видят последние предсмертные сны, заставлял улыбаться той улыбкой, что возникает у ценителя искусства, встретившего новое и завораживающее творение, красивое и полное смыслов.

Тряхнув головой, отгоняю наваждение. Вид, конечно, забавный, но не настолько, чтобы залипать на него почти целую минуту. Влияния со стороны Яцуфусы при самоанализе обнаружить не удалось. С подозрением кошусь на прикреплённый к поясу подсумок с печеньками — однако вспомнив, что на меня теперь почти не действуют яды и наркотики, только качаю головой. Видимо, сегодня просто такой вечер, навевающий приподнятое, вдохновенное и чуточку безумное настроение.

Нездорово? Может быть, но я бы сказала — эксцентрично. Кому-то нравится охотиться на зверушек, а потом вешать на стены их головы, ну а меня вот привлекает немного иная сторона эстетики смерти. Бандиты и так подлежат ликвидации, так что здесь нет ничего плохого, верно?

Тем не менее, какими бы нынешние цели ни являлись слабаками и растяпами, не стоит совсем уж расслабляться до их окончательной ликвидации. Если данная часть логова зачищена, то пора навестить апартаменты главаря и его ближайших подручных. А потом можно наведаться и в подземелье к «страшному чернокнижнику».

«Могучие воители», охраняющие главаря, оказались почти таким же мясом, как рядовые разбойнички. Хотя сразу идти спать они почему-то не захотели. Может, они настолько тупые, что спица в мозгах им не страшна? Угу, как и отрубленная голова, без которой сии деятели продолжали пытаться что-то изобразить. Впрочем, негативная энергия, впрыснутая в мозг через ту же спицу, показала себя вполне действенной, усыпив очередного страдальца так же, как и других «малышей».

А если серьёзно, то парочка охранников, откровенно уродливых, но не очень похожих на Изменённых, казалась довольно странной. Опасности от них немногим больше, чем от троих обычных коллег, которые мирно успокоились после укола метательной иглой; но вот их живучесть и то, как странно они ощущались — это наводило на подозрения.

Да и моя непонятно чем вызванная весёлость проявилась ярче...

Попыталась проявиться.

Всё же благодаря вредной Яцу и её давлению на разум я достаточно неплохо научилась отгораживаться от ненужных или опасных эмоций. А желание завести новую песенку, начать пританцовывать или украсить интерьер художественно развешанными головами, грудными клетками и позвоночниками, да ещё посреди не полностью зачищенной базы неизвестного то ли колдуна, то ли алхимика — определённо неуместно.

И, возможно, навеяно искусственно.

Не думаю, что это оружие специально против вторженцев: всё же, если оглянуться назад, это чувство начало проявляться, стоило мне пересечь порог старого укрепления — и усиливалось по мере приближения к спуску. Учитывая тот факт, что бандиты не замечали никакого влияния ни сейчас, ни раньше — вероятнее всего, тут виновата моя обострённая духовная чувствительность, которая улавливает отголоски… чего-то.

Быть может, Акира оказалась не так уж и неправа со своими страхами.

Но это мы сейчас проясним у местного главаря, который, как теперь думается, всё-таки ширма для истинного хозяина, а не самостоятельный командир.

* * *

— …Спи, моя радость, усни, — донеслось до ушей погружённого в дрёму мужчины.

Безмятежный разум и не думал тревожиться, восприняв голос, как часть сна — и он продолжил расслаблено лежать. Да и к чему беспокойство? Человек не помнил, кто он и где он, лишь откуда-то знал, что всё хорошо. Наверное, действительно стоит уснуть покрепче…

— Тьфу, не то, и так спит уже, — послышался шорох какой-то возни, а затем тихий звук откусывания чего-то в меру хрустящего. Носа коснулся запах выпечки.

«Какой странный сон», — мелькнуло на краешке сознания.

— В общем, мне лень придумывать красивую фразу или утреннюю песенку. Просто просыпайся, — желание заснуть сменилось накатывающей бодростью. — Заодно расскажешь, где тут чайник и чашки. Хотя нет. Пожалуй, не стоит. Грязищу развели… лучше из фляжки попью, — продолжал говорить незнакомый голосок.

«Стоп! Что за нахер?! Что в его закрытой и охраняемой берлоге вообще делает чужачка?!» — открыв глаза, мужчина окончательно вспомнил: кто он и где он. И сильно удивился наличию в своих покоях наглой малявки, которая вела себя так, будто это она здесь хозяйка.

— Ты, блядь, как сюда вошла? — вкрадчиво поинтересовался проснувшийся главарь, повернувшись набок и сощурив глаза так, что шрам на щеке исказил его лицо в угрожающей гримасе.

Однако грозная физиономия, исправно действующая на подчинённых, «коллег» и жертв, на наглую тощую соплю никакого влияния не оказала.

— Хм… работает. Агрессия поблёкла, дополнительной коррекции не требует. Хотя… нужно проверить на материале посильнее, — непонятно пробормотала она и даже — неслыханная наглость! — проигнорировав вопрос, достала блокнот, начав что-то писать. — Точно ничего не помнишь? — закрыв книжечку, уточнила девчонка у закипающего главаря.

Человек сам себе удивлялся — но сейчас, вместо того, чтобы вскочить и, схватив наглую мелкую манду за горло, приложить её об стену, дабы выбить из неё всё дерьмо и все ответы — он тупо сел и просто, словно баран, пялился на эту девку.

И… она его пугала.

Словно Хайд, этот выкидыш преисподней, который был дохляком до того, как откопал в подземельях какую-то проклятую дрянь — ха, вшивый учителишка, даже дубиной толком махать не умеет! — и остался таковым после