Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Билл Лундборг, сын-шизофреник Кирстен, который верит, что душа епископа Арчера переселилась в него, частично основан на самом Филе. Мысль о том, что епископ Пайк каким-то образом находился внутри него, продолжала преследовать Фила, как в этой записи «Экзегезы» 1981 года: «2–3–74»: я был околдован. Цель: воссоздать Джима, чтобы он мог продолжать […] говорить (через мое письмо, и не только через книгу «Арчер»)». Но Джим Пайк, воссозданный в «Арчере», является самым неоднозначным портретом. Его пустынный поиск «анохи» – поступок неразумного, неуправляемого человека. Энджел Арчер, рассказчица, пишет о нем:
Не может быть оспорено то, что в конечном итоге Тима Арчера уничтожила попытка тщательно проверить любую возможную идею. Он проверял слишком много идей, отбирал их, изучал их, использовал их некоторое время, а затем отвергал их… Некоторые идеи, однако, как будто бы обладая собственной жизнью, обойдя с тыла, возвращались к нему и овладевали им. […] Но он умер не сразу, можно сказать, что он умер, нанося ответный удар. Судьба должна была убить его.
Хотя сюжет романа сфокусирован якобы на епископе Арчере, это его невестка Энджел Арчер, практичная и нежная, вдова в свои тридцать с небольшим лет, которая управляет музыкальным магазином в Беркли, полностью доминирует в повествовании. Ключевым вдохновением для Энджел была дочь Лора (чье второе имя – Арчер). Донна, великая любовь Фила времен Санта-Венеции, была еще одной моделью для этого персонажа, согласно «Экзегезе». Но эти реальные модели переросли в нечто большее. Простое превосходство Энджел над абстрактными размышлениями епископа дали Филу ощущение, что он наконец примирился с женским началом, anima, внутри себя. В «Экзегезе»: «Когда Бог смотрит на меня, он видит Энджел Арчер, потому что это то, чем сделал меня Христос: новая жизнь: новое рождение. [Женский] голос ИскИна – это голос моей собственной души».
Восторг от создания образа Энджел Арчер заставил Фила снова жаждать обрести статус автора «мейнстрима». Если «Арчер» будет хорошо принят, то появится шанс, что двери перед Филом, наконец, откроются. В письме Галену от июня 1981 года Фил допускал, что исключение его из основного литературного потока «было трагедией, и очень длительной трагедией моей творческой жизни». Он предложил посвятить себя в дальнейшем усилиям в «мейнстриме» и попросил совета своего агента. Письмо Галена в ответ было сдержанным: он преданно убеждал Фила отказаться от фантастики, если он сам того пожелает. Но сердце Галена на самом деле не лежало к этому. В интервью Гален вспоминает:
Вот что я пытался сказать в том письме: не переставайте писать научную фантастику. Я не был в состоянии это сделать – чувствовал, что это разобьет его сердце. Если бы он дожил и увидел, что «Арчер» не имел успеха, и «Арчер» неудачен, это было бы очень тяжело: повторение 1958 года снова и снова. Я должен был бы представить его следующий мейнстримный роман двадцати пяти издательствам и получить двадцать пять отказов.
На мой взгляд, его «реалистическая» проза не была и на одну десятую так хороша, как его научная фантастика. Это нельзя было сказать ему в лицо. Теперь он мертв, и он мученик, и это комфортная точка зрения – на Фила как на человека, который мог бы быть «серьезным» писателем, но грязная гнилая издательская индустрия никогда не давала ему шанс. Я не думаю, что это так.
Скромный тираж «Трансмиграции Тимоти Арчера» не разошелся, даже хотя он был опубликован весной 1982 года, сразу после смерти Фила. Переиздание в мягкой обложке в 1983 году принесло небольшую прибыль. Его впоследствии опубликованные «мейнстримные» произведения получили такую же низкую прибыль и тихое уважение.
Подозревал ли Фил худшее? В августе 1981 года в письме к Галену Филу казалось, что он избавился от мечты о «мейнстриме». «Да, я думаю, что я буду продолжать писать фантастические романы. Это у меня в крови, и мне не стыдно быть автором НФ». Он «боролся» с The Owl in Daylight, представляя разные сюжеты в письмах к Галену и Хартвеллу и размышляя о «склеивании» их всех. В одной из версий структура дантовских Inferno – Purgatorio – Paradiso[306] образует фон рассказа об ученом, заключенном в парке аттракционов разгневанным компьютером. Только решив этические дилеммы, ученый сможет, оказавшись в теле мальчика, достичь Paradiso и вспомнить свою истинную сущность. Парк включает в себя атмосферу Беркли и фигуру Тони Бучера, который помогает мальчику стать писателем-фантастом.
Другим элементом сюжетного «варева» в The Owl in Daylight был Ditheon – слово, которое приснилось Филу в июне 1981 года. Благотворное лекарство появилось в этом сне в виде цилиндра с этикеткой, на которой надпись – намек на «Убик»! – «ДИТЕОН». Утром Фил набросился на справочники и, сделав грамматический разбор, выявил греческие слова: di (два) и theon (бог). В «Экзегезе» Фил ликовал: «Термин – понятие – Дитеон – это полное, абсолютное, всеобщее, точное, отчетливое, окончательное, предельное объяснение «2–3–74». Человек, одержимый Дитеоном, объединил в себе две предшествующие формы божественной мудрости – справедливость Торы и благодать Христа – в третью и высшую духовную мудрость – возвращение к чистому бытию, выраженному в концепции идей Платона. В июльском письме Фил объяснял: «Как человек относителен андроиду, так и Дитеон относителен человеку».
Какую роль Дитеон должен будет играть в The Owl in Daylight? Фил почти никогда этого не касался. Если бы он еще пожил, пришло бы время для лихорадочной двухнедельной работы, которая окончательно решила бы такие вопросы. В интервью, которое он дал своему другу Гвену Ли в феврале 1982 года, всего за несколько дней до первого из тех инсультов, что убили его, Фил предложил вариант, который должен был стать окончательной версией сюжета The Owl in Daylight. Главный герой – композитор, откровенно вдохновленный Бетховеном, который, как считал Фил, сочинил свою самую лучшую музыку после того, как стал глухим. Такое возможно, полагает Фил, потому что музыка – это концептуальный акт, обрабатываемый правым полушарием мозга.
Композитор Эд Фирмли живет в захолустье, может быть, в Орегоне. Он относится к типу странных неудачников – бездарный музыкант, который зарабатывает на жизнь сочинением саундтреков для дешевой кинофантастики. Затем он внезапно меняется: «У них есть этот по-настоящему тухлый научно-фантастический фильм об этом детективе, который выслеживает этих андроидов». (Пародия на «Бегущего по лезвию».) Фирмли «пишет слащавую партитуру к этому фильму. […] И теперь его легко выследить, потому что он хорошо известен». Кто выслеживает Фирмли? Пришельцы с планеты, на которой музыка – или любой звук – неизвестны. Цвет является основой их языка. Один такой инопланетянин обнаруживает музыку посредством религиозного опыта и прибывает на Землю, чтобы научиться ее сочинению. «Я должен писать с точки зрения существа, которое использует цвет в качестве языка, и для кого эта сокровенная планета подобна отысканию Бога». Фирмли – невольный объект этого священного поиска. «Пришелец решает имплантировать себя в виде биочипа и войти в симбиоз с мозгом человека-носителя». Фил не предоставляет концовку The Owl in Daylight, но формулирует ее конечную тему: