В три часа утра оба разведывательных взвода, один из Нойштрелитца, а другой из Фриденталя, отправились в путь. Поскольку скорость их передвижения была достаточно высокой, то в Шведте они могли оказаться уже в шесть часов, если, конечно, по пути ничего не произойдет. Мы рассчитывали, что получим доклад о сложившейся там обстановке самое позднее тогда, когда колонна главных сил будет на полпути к цели марша. Согласно отданному приказу на мотоцикле из Эберсвальде прибыл связной и доложил, что до этого города дорога свободна.

В четыре тридцать утра истребительная часть «Центр» построилась в маршевую колонну. Тогда же поступил доклад о готовности к маршу и из Нойштрелитца. На этот раз мы забирали с собой всех, кто мог носить оружие, оставив в местах постоянной дислокации только минимально необходимый штабной персонал и пару охранников — пожилых фолькс-дойче из Румынии. С нами хотели ехать даже секретарши и штабные работницы. Прозвучала короткая команда, и колонна тронулась.

Вскоре мне надоело плестись вместе с батальоном, и я рванул на привезенном с Западного фронта джипе вперед. Примерно через полчаса мне повстречался на мотоцикле связной из Шведта, который доложил, что путь свободен. Получалось, что все сообщения о форсировании русскими Одера на поверку оказались всего лишь слухами. Такое, к сожалению, зачастую происходит в критических ситуациях. Было только непонятно, почему у штаба группы армий «Висла» не имелось возможности перепроверить подобные донесения.

Уже около восьми часов утра я прибыл в Шведт, где возле моста через Одер меня ожидали разведывательные взводы. Мною им была поставлена задача перейти реку и провести разведку до города Кенигсберг в Ноймарке[283], чтобы узнать ситуацию в полосе обеспечения перед будущим плацдармом. После этого я встретился с комендантом Шведта. Им оказался полковник, мучившийся от последствий полученного ранения. Чтобы хоть как-то избавиться от боли в ампутированной ноге, как доверительно признался полковник, он был вынужден время от времени принимать морфий.

Мы вместе позвонили в штаб группы армий, чтобы прояснить порядок подчинения. Все разрешилось просто — полковник с его небольшим штабом получил другую задачу и должен был убыть со своими людьми уже 1 февраля. В мое же подчинение перешли три запасных батальона и один саперный батальон. Когда я распорядился доложить о состоянии их боеспособности, то выяснилось, что на эти батальоны рассчитывать было нельзя — в них остались исключительно больные или пожилые солдаты. Тех, кто был способен сражаться, уже давно передали во фронтовые части.

Я решил не дожидаться прибытия своих батальонов и быстро осмотреть территорию будущего плацдарма. Мост длиной в километр был переброшен через собственно Одер и канал. Между ними лежала пойма, по которой тянулась насыпная дорога. Река замерзла и покрылась толстым слоем льда, что при приближении русских сулило большие неприятности. Поэтому в качестве первостепенной задачи для саперного батальона я пометил себе подрыв этого ледяного настила. Батальоном командовал весьма шустрый призванный из резерва пожилой майор, который сразу же произвел на меня исключительно хорошее впечатление. Кроме того, следовало попытаться вызвать из Штеттина[284] ледоколы, чтобы они взломали лед на Одере. Также мне пришла в голову мысль о том, что при открытии шлюзов можно затопить пойму между рекой и каналом. Это в любом случае могло защитить от внезапного форсирования противником реки.

Затем я медленно поехал по дороге в сторону Кенигсберга, по которой двигался нескончаемый поток беженцев. Одни шли пешком, другие ехали на телегах, везя с собой все свое уцелевшее имущество. Это была картина такой беды, что у меня язык не повернулся спросить, откуда они следовали.

Однако среди беженцев были и солдаты, шедшие небольшими группами. Уставшие и порой даже без оружия, отбившись от своих частей, они являли собой остатки разбитой армии, которые теперь двигались в западном направлении.

В Кенигсберге наблюдалась та же картина. Улицы были забиты беженцами и отставшими от своих частей солдатами. Мои разведывательные взводы заняли наблюдательные позиции на улицах, идущих в восточном направлении, и я дал им указание отправлять всех беженцев по кратчайшей дороге через Одер в Шведт.

В небольшом населенном пункте Нидеркрениг на восточном берегу Одера я внимательно осмотрелся, поскольку в нем предполагалось расположить наш командный пункт, а затем направился обратно в Шведт. Еще на мосту мне бросилась в глаза группа из двадцати пяти кавалеристов на относительно хорошо ухоженных лошадях под командованием какого-то офицера. Увидев меня, он прискакал к моей машине и отрапортовал:

— Осмелюсь доложить. Лейтенант В. из 8-го кавалерийского полка с остатками своего взвода. Отбился от части.

Немного помедлив, лейтенант добавил уже не столь официально:

— Господин подполковник, не найдется ли у вас для нас задания?

Он еще спрашивал! У меня каждый человек был на счету!

— Отправляйтесь со своими людьми в казарму и хорошенько отоспитесь. Явитесь ко мне завтра утром!

Когда я вернулся в казарму, план дальнейших действий уже полностью созрел в моей голове — мне следовало немедленно организовать перехватывающие пункты, с тем чтобы они собирали всех отбившихся от своих частей солдат. Их надлежало распределить среди запасных батальонов и превратить эти подразделения в боеспособные части.

«Будем надеяться, что русские дивизии дадут нам время на это», — подумал я.

Располагавшимся в казарме ста восьмидесяти фенрихам выпускного курса я приказал нести патрульную службу и поставил перед ними две задачи. Во-первых, отправлять дальше в западном направлении беженцев из числа гражданского населения и оказывать им по возможности помощь, а во-вторых, собирать всех солдат и размещать их в казарме. Фенрихи немедленно приступили к исполнению приказа. В последовавшие дни и ночи они добросовестно выполняли порученное им дело, результаты которого превзошли все мои ожидания — пустовавшая до этого просторная казарма была забита до отказа, а все четыре батальона пополнены так, что превратились в настоящие боеспособные части.

Еще в тот же день после обеда мы с майором, командовавшим саперами, долго прикидывали наши дальнейшие шаги, нанеся на карту очертания будущего плацдарма применительно к местности. В результате у нас получился своеобразный полукруг радиусом шесть километров. Местность была холмистой и позволяла организовать прочную оборону. Однако требовалось срочно оборудовать позиции — сначала по внешнему периметру плацдарма, а потом для надежности и внутреннюю линию.

Для этого я затребовал полк «Трудовой повинности»[285], который прибыл уже на следующий день. Кроме того, для проведения фортификационных работ мы привлекли мужское население города и близлежащих окрестностей. Крестьянские телеги нам выделили в достаточном количестве, а саперный батальон обеспечил рабочих грамотными бригадирами. В общем, работа закипела.