Завернутая в пляжное полотенце отеля «Фонтенбло», там лежала та самая скалка – а ведь Чичи думала, что она давным-давно потерялась. Еще в коробку были напиханы дурацкие шляпы, вставные зубы, парики и очки – атрибуты для скетчей, детали костюмов. Чичи изумленно вскрикнула, обнаружив там свое бумажное пианино, свернутое в рулон и обвязанное бархатной ленточкой. Она положила его на кровать. Быть может, кто-то из внуков оценит ее старого товарища.

Чичи вернулась в гостиную за сумочкой, намереваясь уйти. В квартире оказалось слишком много предметов, одним махом возродивших все прошлое, и она была не в состоянии справиться с нахлынувшими чувствами. Ее раздражало, что Тони оставил ее наедине со всем этим старьем, уверенный до конца, что может на нее рассчитывать, уж она-то все разберет и уберет – ведь провела же она жизнь, заботясь о нем.

Чичи прошла на кухню и налила себе стакан воды. Отпив пару глотков, она ушла в гостиную, села за пианино и побренчала. Что ж, по крайней мере, он позаботился, чтобы инструмент был настроен. Интересно зачем, подумала она.

В тридцать семь лет Чичи начала сочинять песню, которую ей с тех пор никак не удавалось закончить. Прошли годы, в ее сознание пробрались другие песни, и многие из них она сочинила с ходу, легко, но не эту. Она вспомнила, как Тони торопил ее, настаивал, чтобы она дописала текст, но ей все не удавалось найти подходящие слова. А теперь она вдруг услышала у себя в голове мелодию и текст – но под рукой не было нужного музыкального инструмента.

Чичи встала из-за пианино и вернулась в гардеробную при спальне. Начала рыться, вынимая коробку за коробкой и опрокидывая их содержимое на кровать, пока постель не оказалась завалена вещами. Сбросила крышки коробок покрупнее, подтащила табурет, стоявший у бюро Тони, и встала на него, заглядывая на верхнюю полку. Перебрав шляпные коробки бывшего мужа, помеченные «Борсалино», она отпихнула их в сторону.

Внезапно ее лицо расплылось в довольной улыбке. То, что она искала, нашлось. Она достала с полки старую мандолину Тони. Время придало дереву светло-вишневый оттенок. Такого цвета были ее губы, когда помада стиралась за целый день разговоров, а она все забывала нанести ее снова. Чичи сунула мандолину под мышку.

К тому времени, когда она вернулась в гостиную, успело стемнеть. Город за окнами был окутан темным бархатным покровом. Луна светилась в ночном небе, как изящный серебристый осколок морской ракушки.

Отыскав ручку и бумагу, Чичи села за стол с мандолиной на коленях. Она сыграла мелодию, подкручивая струны по мере игры. Когда музыка зазвучала у нее в голове, она записала ноты на бумаге, а вскоре потекли и слова. Мысли управляли ее руками, которые переходили от ручки с бумагой к струнам и обратно. Вот что она записала:

Чичи положила ручку на стол. Она потянулась к мандолине, чтобы сыграть песню с самого начала, как привыкла делать всегда, но замерла, почувствовав, что левую руку пронзает странная боль. Наверное, потянула мышцу, вынимая коробки из шкафа. Она потерла запястье и предплечье, но боль не уходила. Ее била нервная дрожь – видимо, просто от возбуждения, ведь она наконец-то закончила песню, которую писала почти пятьдесят лет. Что-то затрепетало в груди, и ее сердце будто запнулось. Она положила руку на сердце и оставила ее там, ожидая, когда ритм восстановится.

– Саверио, – прошептала она. И улыбнулась.

Разве мы уже не встречались?

Стоял такой мороз, что он сделал ей предложение

Самсон и Дурила

Берег цветного драже (с Чичи Донателли)

Скалка моей мамаши (с Чичи Донателли)

С ней можно поговорить

Бонус, бонус (с Чичи Донателли)

Одна золотая цепочка

Самба итальянки

Блюз Среднего Манхэттена

Лишь океан (и мысли о тебе)

Туземная хижина на двоих

Ананасы и манго

Порционная любовь

Позвони мне из дома, детка

Мечта об островах

Скучаю по жене

Фиолетовый рассвет

Ночь тиха

О святая ночь

Далеко в яслях

Маленький барабанщик

Придите, о все верные

В город прибыл Санта-Клаус

Радость миру

Скалка моей мамаши (готовь канноли)

Panis Angelicus

Kyrie

Ave Maria

Макарони-бомболони

Встретимся в Риме

Холмы Розето Вальфорторе

По дороге в Неаполь

Молитва святого Франциска

Фрэнки-Федора

Мистер Мондо

Джазмены из Джерси

Венера ди Вегас

Серена со Статен-Айленда

Коктейли, закуски и я

Святая святых

Безумства открывают всё

Сестры Перин с фермы Делабол, что близ Пен-Арджила в штате Пенсильвания, родились в Америке, но родители их были венецианцами. Девочек назвали в честь королев с итальянского полуострова. Виола (Иоланда), Эдит (Энис), Хелен (Элиана) и Лавиния – моя личная четверка с горы Рашмор[111]. Целеустремленные, сильные, эмоциональные, они передвигались по жизни, словно стремительные серебряные стрелы по ясному небу.