— Даже не думай: через какое-то время подобные случаи станут для нас обыденностью.

Они вновь усмехнулись, но сразу после заглохли, так как ни сил, ни возможности улыбаться не осталось. Скулы обоих свело. Они сидели тихо, ожидая, пока их наконец выпустят. Дебелдон из последних сил держал напряжение в области мочеточника.

— Адияль, ты её любишь? — спросил Артур.

— Да. Я чувствую, что когда рядом со мной нет её, я слабею многократно, — ответил Леонель. — Представить сложно, но когда Назар Лузвельт бил по моим слабым точкам, благодаря Лисан я выстоял и даже мог отвечать ему. Будто она наполняла меня. Она была, как луч солнца посреди мрачного туманного утра, понимаешь?

— Нет, наверное, не понимаю. Но я верю тебе. Раз так — ты не должен сдаваться, Эди. Иди до конца, вперёд, ломая ноги, стирая стопы, разрывая сердце, иди сквозь эти заросли с высоко поднятой головой, следуя за своим лучом. Не забывай, что жизнь нам дана всего одна, но цена её зависит от того, как ты её проживёшь.

— Литература, действительно, многому может научить, судя по тебе, — с улыбкой произнёс Адияль. — Спасибо. Ты, друг, мой второй луч.

«Порой нам кажется, что в нашем существовании нет смысла, достаточного для того, чтобы раз за разом терпеть её удары. Мы гонимся за успехом, признанием, любовью, забывая жить. Да, суть жизни именно в стремлении. Такова наша природа: человек хочет приблизиться к идеалу. Но оглянитесь вокруг! Всё живое и всё неживое неидеально, не выточено по подобии великого божественного замысла. Быть может, он и есть в том, чтобы жизнь была уникальна, так как и сопровождающие её пространство чувства лишены чётких мер оценивая. Нельзя сказать, что тот или иной представитель бытия полон лишь белых черт. Во всем и всегда достаточно и хорошего, и плохого. Но плохое — не то же, что зло, оно просто иное. Неидеальное. Как и хорошее — не есть показатель совершенства, ведь без плохого его бы просто не было. Наше существование построено на постоянным поиске того, что мы называем успехом. Но успех порой не в том, что ты преуспел в чём-то. Оглядываясь назад, мы можем увидеть немало примеров, когда наши поступки были бессмысленными, лишающими стремления других и дарующих пустую гордость только нам самим. Я свою жизнь, вероятно, прожил. Мне сейчас седьмой десяток. И я богат, знаменит: мои трактаты читают и перечитывают. Но я несчастлив. Успех, который привычен человеку, погубил столько замечательного — это мог бы почувствовать и я! — сколько необходимо для истинного счастья. Думаю, смысл в том, чтобы прожить жизнь, забыв об успехе, как о высшей своей цели. Просто жить ради себя! Бейтесь, гонитесь, терпите, но не забывайте жить, Бога ради!» — эпилог из философского трактата.

— Адияль, ты долго ещё будешь в Лерилине? — поинтересовался Дебелдон.

— Не знаю… Я соскучился по дому. Тем более зима кончилась — скоро Невервилль станет живописнее. Знаешь, я мечтаю об аккуратном, но красивом домике где-нибудь… в поле, быть может? Да, подальше от людей, чтобы после службы отдыхать вместе с Лисан от всего мира, любуясь прекрасными просторами полей, гуляя по саду между кустами цветов и благоухающих деревьев. Было бы замечательно, — ответил Леонель, углубляясь в сознание и рисуя картину своей будущей жизни.

— Продолжишь службу?

— Конечно. Многие говорят, что «Битва трех зверей» — это сокрушительный успех и истинный триумф. Но… на кургане, где произошло решающее сражение, сейчас стоит кладбище. Тысячи воинов положили свои жизни ради этой победы. Ради нас и нашего будущего. Я не собираюсь плевать на их могилы, сбегая со службы. Я закончу начатое ими, начатое… начатое ребятами из лагеря дяди Эверарда.

Вдруг послышался звук открытия затворов на стальной двери, ограничивающей заключенных от внешнего мира. Наконец в тёмную и серую камеру пробился солнечный свет. Адияль и Артур прищурились (они отвыкли от света), в ярком просвете стоял силуэт человека.

— Господа, на выход. — Голос принадлежал Менделю Лузвельту.

— Мендель! Что ты тут делаешь? Как вообще узнал, что мы тут?

— Я приехал во дворец в поисках вас, но, на моё удивление, искомых мной людей не оказалось. Я выяснил, что один дворецкий услышал разговор двух юношей (один из которых был пьян) о поездке в какой-то кабак. Не так много кабаков в столице Лерилина, так что я легко нашёл тот самый, где увидел вот это объявление, — он вытащил из-за пазухи помятую бумагу с заголовком: «Были задержаны два молодых человека». — И вот я тут. Вызволяю вас и рассчитываю на то, что Адияль Леонель соизволит уделить мне хоть минутку внимания.

— Боже, разумеется! — ответил он.

Дебелдон тут же выбежал и помчался в близ лежащий парк.

— Он терпел очень долго, — поспешил истолковать Адияль.

— Прошу, Адияль, выслушайте меня. Лисан влюблена в Вас! Это чистейшая правда! — После этих слов Адияль поменялся в лице. Он и подумать не смел, что может заинтересовать девушку, как она. Он покраснел, по всему его телу разошёлся неистовый мандраж. Он словно феникс воспылал внутри. Теперь появилась надежда. И теперь уже совсем неважно стало, что скажет или даже сделает барон Лузвельт — теперь Адияль решился окончательно, что пойдёт до конца ради сердца этой необыкновенной девушки по имени Лисан.

План Менделя заключался в том, чтобы под покровом ночи организовать встречу Адияля и его сестры. Леонель непременно согласился.

XIX.

Всё получилось. Мендель смог договориться с прислугой, дождался, пока братья и отец заснут, и дал команду сестре выходить. Встреча должна была состояться на холме в миле от поместья Лузвельтов. Адияль, за час до указанного времени прибывший на место, всё глядел на дорогу, надеясь увидеть ту самую повозку, где сидела бы Лисан. И минута в минуту она показалась на дороге. На белом коне, держа в руках фонарь, скакала Лисан Лузвельт. Менделя с ней не было. Адияль, встрепенулся, встал, отряхнул парадную форму, подобранную специально Артуром, и подал ей руку. Практически все действия, выполняемые им, были подсказаны более опытным в делах ухаживания Дебелдоном. Но сейчас настал момент, когда всё зависело лишь от него самого.

— Прошу, Адияль, простите меня и нашу семью за такой ужасный приём и за такое обращение к Вам… Я… я лично приношу извинения… И… и если вы бы стали столь добродушны и… поняли бы меня… нас!.. — резко замолвила она, обрываясь, краснея и бледнея, переставляя ноги с с позиции на позицию, словно танцуя.

— Не стоит, не стоит! Вольно