В академической среде долгое время было модным мнение, согласно которому в результате эволюции римского — или, как чаще говорили, «позднеантичного» — мира возникли королевства Раннего Средневековья. Конечно, перемены действительно имели место, и кое-что менялось постепенно, что позволяет небезосновательно описывать происшедшее как трансформацию во времени. Однако в целом подобная характеристика глубоко ошибочна. Слово «трансформация», как правило, подразумевает осуществляемый сознательно и относительно спокойно развивающийся процесс, но перемены, происшедшие в Западной Римской империи, никак нельзя назвать добровольными, если говорить о широких слоях населения. Авторитет варварских вождей, выдвинувшихся в конце IV—V века, зависел от численности войск, повиновавшихся им. Вожди и короли, которых брали на службу имперские власти, были им полезны в первую очередь (и почти исключительно) потому, что они имели в своем распоряжении крупные военные силы. И именно наличие под рукой вооруженных сил делало их значимыми фигурами. Это служило для сменявших один другого императоров основанием разрешить чужакам поселиться на территории Римского государства; то же позволяло вождям захватывать земли, которые власти не отдавали им добровольно. Но каким бы путем ни возникало поселение, ни одно племя не оставалось довольно землями, которые поначалу заняло, и все впоследствии пытались расширить свои владения, применяя силу.

Новые королевства возникли и приобрели свои очертания благодаря военной мощи их правителей. События разворачивались в меньшем масштабе, и вместо одной обширной державы возникло много самостоятельных государств, но для того, чтобы назвать их создателей империалистами, оснований ровно столько же, сколько для того, чтобы определить так полководцев, которые некогда создали Римскую империю. Сила породила новые державы; сила поддерживала их существование в качестве самостоятельных единиц. Мы видим здесь глубокое отличие от римского периода. Начиная с III века империя страдала от гражданских войн.

Римские армии раз за разом вступали в сражения друг с другом, дабы возвести на трон одного из соперников-претендентов. Непрерывное состояние войны ослабляло многие приграничные территории. Значительные области ряда провинций не были защищены от набегов из-за границы в течение столетий. И в том и в другом отношении ситуация в Римской империи очень долго была весьма неблагополучна. Трудно сказать, насколько она изменилась в худшую (или лучшую) сторону, когда империя исчезла и возникли королевства. По обыкновению, очень многое зависело от того, где жил человек; важную роль играла и случайность. Однако в одном отношении имели место глубокие изменения к худшему. В прошлом население той или иной провинции не бралось за оружие, чтобы устроить набег на провинцию, лежащую по соседству, или завоевать ее. Гражданские войны всегда велись, если можно так выразиться, на более высоком уровне. Теперь военные действия носили более локальный характер и, вероятно, в результате участились, тогда как их последствия утратили прежнее важное значение. Что же до новых королевств, то военное соперничество меж ними стало частым явлением.

В данном случае мы вовсе не стремимся воскресить старое стереотипное представление о варварах, неустанно вершащих жестокости и насилие. Да, новые королевства появились вследствие применения силы, но все добившиеся значительных успехов предводители варваров понимали, что угрозы зачастую были внушительнее, чем само насилие, и примирение обеспечивало еще более широкие возможности. В борьбе за власть, круша врагов-иноплеменников и соперников из числа своих же родичей, эти вожди были беспощадны. Война в Древнем мире при любых обстоятельствах обычно принимала варварские формы. Очевидно, временами совершались ужасающие жестокости, шла резня, творилось насилие. Но те, о которых идет речь, являлись не просто головорезами, стремившимися только разрушать. Добившиеся успеха вожди были столь же проницательны и честолюбивы, сколь и жестоки: они хотели не уничтожить империю, но получить власть над частью ее территорий, а также наслаждаться удобствами и благами цивилизации. Они ставили перед собой цель создать королевства и обеспечить их стабильное существование, а не просто грабить и уничтожать. Как однажды заметил император Тиберий, намерение состояло в том, чтобы «остричь» провинциалов, а не «содрать с них шкуру».

Не только прагматизм приводил к тому, что эти лидеры держались в определенных рамках. Как обычно, мы не располагаем достоверной статистикой численности населения в данный период. Однако даже при смелых предположениях численность самых больших варварских племен оценивается не более чем в сто тысяч человек, включая мужчин, женщин и детей. Если соотношение половозрастных групп было пропорциональным, то варварам вряд ли удалось бы выставить на поле боя более чем тридцатитысячное войско; более вероятно, что численность его была меньшей и составляла двадцать—двадцать пять тысяч человек. В реальности варварские племена, поселившиеся на территории империи, вероятно, были куда меньше, и их военные силы исчислялись скорее тысячами, чем десятками тысяч человек. Никто не оценивает население каждой из таких провинций, как Испания, Северная Африка, Галлия или Италия, менее чем в несколько миллионов человек. Речь не шла об уничтожении местных жителей «под корень» и замене их поселенцами из числа вновь прибывших. Вероятно, одним из немногих исключений стала Восточная Британия в V веке, хотя, как мы убедились, соответствующие свидетельства можно интерпретировать по-разному. Обычно те, кто приходил с вождями, создававшими новые королевства, имели только одну возможность — жить бок о бок с уже обитавшим на соответствующих территориях населением. Равным образом, последнее могло лишь принять власть новых хозяев; это происходило даже в тех случаях, когда они ни разу не видели гота или франка (бывало и такое). И оккупационная армия, и жители оккупированных провинций попросту должны были принять новую ситуацию и воспользоваться ею наилучшим образом.

Главными факторами, сопровождавшими расселение варваров в провинциях Западной Римской империи, стали принуждение и оккупация. Сохранение различных институтов и — в значительной мере — культуры не должно скрывать от нас этого факта. Во всех появившихся королевствах произошло «наложение» элиты, сформировавшейся из военной верхушки при новом режиме, на существовавшие структуры. Многие богатые фамилии, представители прежней аристократии, уцелели; их богатства и земли в большей или меньшей степени остались нетронуты. Убедить этих людей принять новый режим означало предотвратить ситуацию, при которой те возглавили бы масштабное сопротивление. Некоторые охотно окунулись в жизнь при королевском дворе. Сидоний Аполлинарий подшучивал над приятелем, который так овладел бургундским языком, что утверждал, будто сами бургунды считались с его мнением в вопросах касательно бургундского языка. В другой ситуации Сидоний высмеивал якобы существовавший у бургундов обычай смазывать волосы прогорклым маслом. Презирая варваров в душе, римляне тем не менее выказывали им уважение на публике; в особенности это касалось предводителей варваров. У представителей племен римляне позаимствовали некоторые манеры и моду, хотя так как те некогда переняли их от римлян прежних поколений, а римляне с давних пор стали носить «германские» длинные туники и штаны, в результате получился своего рода гибрид. Имеются сведения о провинциалах, служивших при дворе вандалов, поскольку тем, кто носил вандальское платье (а в их число, очевидно, входили многие из этих людей), запрещалось посещать богослужения по католическому обряду, за исключением тех служб, что шли в арианской церкви.