Если автору не изменяет память, оба Кларкинса, старший и младший, приняли весьма живое участие в обсуждении данной темы и, можно сказать, даже навязали ее присутствующим. Госпожа Кларкинс присоединилась к разговору и весьма жизнерадостно, даже буйно, отметила, что такое счастье выпадает всего лишь раз в году.

Догадавшись, что все это напрямую указывает на спиритическую природу лобного стука, автор продолжил допрос:

— Кто ты?

Воспоследовавшие удары имели в высшей степени бессвязный характер. Некоторое время не представлялось возможным что-либо разобрать. После короткой паузы автор (схватившись за голову) самым угрюмым тоном повторил вопрос и присовокупил к нему стон:

— Кто ты?

В ответ раздался звук, неотличимый от громкого икания. Позже стало известно, что голос духа услышал и проживавший за стенкой Александр Пампион, посыльный автора (седьмой сын вдовы Пампион, гладильщицы).

— Ведь не может быть, что тебя зовут Ик? Такого имени не существует!

Ответа не последовало, и тогда автор возгласил:

— Мы — совместно с медиумами Кларкинсами, а именно Кларкинсом-старшим, Кларкинсом-младшим и госпожой Кларкинс — повелеваем тебе немедленно открыть свое имя!

— Терновый Сок, Сандал и Ежевика, — прозвучало в моей голове.

Автор тут же сообразил, что это аллюзия на Паутинку, Мотылька и Горчичное Зерно — эльфов из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь», — и потому ответил с ехидцей:

— Ну уж так тебя звать точно не могут!

Стучавший дух признал:

— Пожалуй.

— Но тогда каково твое имя?

Дух — явно не выдержав моего давления — мрачно буркнул:

— Портвейн.

Сие чудовищное сообщение повергло автора в такой ужас, что он около четверти часа простирался на постели на грани обморока: все это время его неистово колотили по лбу изнутри, а перед глазами проходили сонмы духов, имевших черный окрас и отдаленное сходство с головастиками, наделенных даром превращаться в музыкальные ноты и, вращаясь, парить в пространстве. Узрев целый легион таковых существ, автор вновь задал вопрос тому, что стучал его по лбу:

— Как мне следует тебя представлять? На что, в общем и целом, ты похож?

Ответ вновь потряс воображение:

— На ваксу.

Как только удалось совладать со своими разбушевавшимися эмоциями, автор спросил:

— Быть может, мне следует что-нибудь принять?

— Да.

— Например, послать аптекарю записку?

— Да.

Карандаш и листок бумаги, лежавшие на прикроватном столике, мгновенно очутились в руках автора, и он принялся писать (все строки почему-то так и норовили уползти вниз, а буквы плясали, в то время как автор обладает почерком ровным и ничем не примечательным): «Мистер О. Д. С. Пуни кланяется господину Беллу и другим фармацевтам из аптеки на Оксфорд-стрит, что напротив Портленд-стрит, и просит их великодушно отправить ему с посыльным пятисоставной синей массы и черного питья[30] со сходным действием».

Однако, прежде чем доверить вышеназванную записку Александру Пампиону (который по возвращении, увы, потерял ее, хотя и не счел необходимым чистосердечно признаться, что сунул бумажку в одно из отверстий печи для жарки каштанов, дабы посмотреть, как та полыхнет), автор решил испытать духа еще одним вопросом медленно и грозно осведомившись:

— От этих средств у меня разболится живот?

Невозможно передать словами, сколько пророческой уверенности заключалось в воспоследовавшем ответе:

— Да.

Уверенность духа, как показал опыт, была оправданной, и автор надолго запомнил результаты того лечения; не стоит и говорить, что после столь эффективного опыта сомневаться в существовании духов ему более не приходилось.

Следующий сеанс общения с духами, коим был осчастливлен автор, произошел на одной из крупнейших веток железной дороги. Обстоятельства сего явления, случившегося 2 января сего года, были таковы: автор благополучно справился с последствиями предыдущего потустороннего визита и решил вновь принять участие в праздничных мероприятиях зимнего сезона. День накануне прошел в буйном веселье. Теперь автор направлялся в один славный город — известный коммерческий эмпорий, где ему предстояло уладить несколько дел, — и вынужден был отобедать в спешке прямо на вокзале, поскольку его поезд задерживался. Обед ему подала весьма неприветливая молодая девица. В тот момент она была очень занята приведением в порядок своих волос и платья, в связи с чем во время общения с автором на ее лице отражалась крайняя степень недовольства. Вскоре читатель убедится, что девица оказалась могущественным медиумом.

Автор вернулся в свой вагон первого класса, где по счастливой случайности ехал один, и когда поезд вновь пришел в движение, погрузился в дрему. Упомянутые выше точнейшие часы отмерили ровно сорок пять минут с момента расставания автора с девицей-медиумом, когда он вдруг пробудился от звуков весьма необычного музыкального инструмента. Данный инструмент, отметил он с восторгом и не без тревоги, играл у него внутри. Исторгаемые им звуки носили низкий и волнообразный характер, каковой трудно описать словами. Впрочем, если подобное сравнение позволительно, автор охарактеризовал бы этот звук как мелодичную изжогу, а поскольку более не считал себя скептиком, моментально вступил с духом в контакт.

— Известно ль мне твое имя?

— Да уж наверняка!

— Оно начинается на букву «П»?

— Да уж наверняка!

— У тебя составное имя: одна часть начинается на «П», а другая на «С»?

— Да уж наверняка!

— Повелеваю тебе отбросить всякую фривольность и сообщить мне наконец свое имя.

Поразмыслив несколько секунд, дух оттарабанил: «ПИРОГ», — а после короткой отрывистой рулады вывел: «СВИНОЙ».

Тут автор должен отметить, что данное хлебобулочное изделие, данное яство или кушанье, составило ровно час назад — да будет известно зубоскалам — основу обеда вашего покорного слуги. Именно пирог со свининой вручила ему на тарелке та самая девица, оказавшаяся могущественным медиумом! Убедившись таким образом, что сие знание получено от духов с того света, и найдя в этом высшее удовлетворение, автор продолжил беседу.

— Тебя зовут Свиной Пирог?

— Да.

— Значит, ты и есть свиной пирог? — уточнил автор робко, после борьбы с изрядным внутренним сопротивлением.

— Да.

Бесполезно даже пытаться описать, какое умственное облегчение и радость принес автору данный ответ. Весьма воодушевившись, он продолжил:

— Чтобы мы лучше поняли друг друга, уточню: отчасти ты состоишь из теста, а отчасти — из мяса?

— Совершенно верно.

— Что входит в состав теста кроме муки?

— Свиной жир… — Короткий печальный пассаж на музыкальном инструменте. — Топленый.

— Как ты выглядишь? На что похож?

— На свинец! — поспешно ответил собеседник.

Тут автора статьи охватило величайшее уныние, но кое-как сподобившись с ним совладать, он вопросил:

— Второе твое начало — свиное. Чем оно кормится?

— Свининой, разумеется! — последовал бойкий ответ.

— Но свиней не кормят свининой.

— Отнюдь!

Странное внутреннее чувство сродни трепетанию голубиных крыльев охватило автора, затем посетило удивительное озарение, и он сказал:

— Если я правильно тебя понял, то человечество, вздумавшее по неосторожности напасть на неудобоваримые крепости, что носят твое