эффект и чрезвычайно низкий эстетический. Попадание в лоб практически раздробило череп. Труп рухнул почти на ноги, Катрин отдернула сапоги, но их все равно забрызгало. Дикси из ровика нервно скульнула.

— А ты как думала? — пробормотала Катрин, взводя курок третьего пистолета, приблудного, не особо надежного.

Но стрелять было уже не в кого. Как частенько случается при стычке с применением однозарядного оружия, все решилось за секунды. Мертвые и тяжелораненые остались на месте, боевые силы проигравшей стороны, способные бегать, не замедлили воспользоваться этим полезным навыком.

— Удрать! Они удрать! — маломузыкально вопила переводчица, размахивая нарядным пистолетом.

— Хватай саблю — вон валяется — вскакивай на верблюда и пускайся в погоню, — предложила архе-зэка. — Можешь кого-нибудь пленить и обратить в личного секс-раба. Интересный вариант. Ну, другой вариант поскучнее: закрой рот и перезаряди пистоль.

Толмачка осеклась, села и начала не особо уверенно извлекать шомпол. Вот-вот, не всегда кавалеры за тебя будут скучную работу выполнять.

Катрин и сама торопливо перезарядилась, прислушиваясь. Разбросанные головни костра, потрескивая, угасали, перенервничавшая Дикси писалась, шеф переместился на единственную господствующую высоту и вел оттуда наблюдение, иной раз там потрескивали шаткие камни. Вот вдалеке заревел верблюд. Уходят. Повезло одногорбому, скорее всего без особых проблем к родному стаду вернется. А вот раненые уже не стонали, ну да, Вейль именно мимо них к Крокодильему холму перемещался. Теперь только у палаток кто-то нездорово хрипел.

— А что там с нашим пленником? — вполголоса спросила архе-зэка у капрала.

— Страдает. Я его прикладом приложил, когда он разораться вздумал.

— А как он умудрился кляп выплюнуть?

— Кажется, об узел на вьюке распотрошил.

Катрин вздохнула. Косяк с кляпом на совести архе-зэка. Вот так всегда: заботишься о людях, когда связываешь, боишься что задохнутся, а они в самый неподходящий момент вопить принимаются. Изживать нужно этот ложный гуманизм.

Из темноты неслышно появился шеф — ходить по пустыне он однозначно умел.

— Кажется, ушли. В весьма огорченных чувствах, — сообщил Вейль. — Давайте проверим и оценим, из-за чего нас, собственно, будили.

Нападавшие потеряли шестерых, у оборонявшихся оказалась легко пострадавшей собака — впечатлительное животное прихватила нервная икота. Впрочем, возможно это не следствие нежной душевной организации, а чересчур торопливо проглоченная сосиска. Из трофеев ничего полезного на телах обнаружить не удалось, разве что у араба-«англичанина» нашлась неплохая фляга европейского образца.

— Что ж, пожалуй, я проверю верблюда, и мы сможем немного поспать до рассвета, — решил Вейль. — Граждане, чересчур взволнованные сражением, могут заступить в первую стражу.

Лакать воду для усмирения икоты Дикси отказывалась, пришлось провести «принудительную задержку дыхания». Собаченция пыталась царапаться и отбиваться, опять страшно обиделась, но икоту победили. Раздраженная Катрин заклеила медклеем из аптечки царапины (похоже, клей уже окончательно отказался клеиться) и бухнулась спать. Послушала, как дозорные шепотом спорят, «кто такие секс-рабы». Пришел воняющий верблюдом шеф, пояснил,

что «секс-рабы» это бесправные храмовые жрецы-служители древнему монтенегрийскому божеству, коему по старой памяти поклоняется ретроградная мадам-вдова. В хорошем настроении у нас Вейль, юморист херов.

* * *

Солнце только вставало, а сократившаяся экспедиция наскоро попила чаю, и шеф опустил на песок жука. Живой указатель радостно звякнул и взял курс прочь от солнца. Полз скарабей довольно шустро, что и правильно — на рассвете в пустыне всегда довольно свежо. Оставив прилично уложенные в рядок трупы нападавших (несчастливец-пленник ночи не пережил), экспедиция тронулась в путь.

К полудню стало абсолютно невыносимо: солнце давило на мозг как огромная наковальня. Обычно даже в самую жару путники не останавливались — сидеть в душных шатрах было еще невыносимее, чем идти. Но сейчас уж слишком неистовствовало солнце. Натянули тент (палатки пришлось бросить у Крокодильего Колодца). Редкие дуновения вяло трогали-шевелили неровные края ткани, в прорехи вяло заглядывала небесная жаровня, Бомон вяло рассказывал о Париже. Архе-зэка вяло думала, что паршивая столица и двести лет назад была так себе городишко.

Ближе к вечеру двинулись в путь, на следующий день все повторилось. Ветер и жара днем, холод ночью — страннейшее сочетание. Чередовались черные холмы и блекло-рыжие впадины, все больше становилось песчаных барханов, все сложнее их было преодолевать, следуя указаниям неутомимого «компаса». И все равно казалось, что на месте топчешься. Самоубийство это, а не поход, боги тому свидетели.

Воды шеф выдавал в обрез. Спорить никто не пытался. Нормы хватало только Дикси. Собаченция вообще чувствовала себя бодро и выражала желание пошнырять вокруг спутников. Крейсерская верблюжья скорость вполне соответствовала представлениям Дикси о комфортном движении. Короче, хоть кому-то пустыня нравилась.

Катрин этих радостей разделить никак не могла. Снаряжения на архе-зэка имелось минимум, но и того хватало, чтобы едва ноги волочить. Все чаще приходили мысли типа «ануегона, пора Выпрыгивать». Штуцер, боекомплект норовили уложить на песок. Какого черта вообще оружие здесь нужно? Из всех признаков человека лишь костяк грудной клетки за трое суток попался; выбеленный солнцем до хрупкости коралла, тонкокостный. И что характерно — никакого черепа рядом. А может, у костяка черепная коробка вовсе и не круглая была, а этак по-собачьи вытянутая? Нету уж здесь никаких богов, все вымерло, заблуждается древний жук. Ему что, он все равно заводной.

Три дня, и еще один. Язык шершавый, толстый, во рту едва помещается, одна надежда на ночь, когда все скукожится.

На следующее утро шеф внес некоторое разнообразие в монотонность пути. Снимали лагерь. Катрин уловила ненормальность происходящего минутами раньше (уж очень добродушно Вейль утреннюю норму воды отмерял), но голова была настолько опустошена бессмысленностью пустынного движения, что вовремя сообразить не получилось. Толмачка с охранником ползали на коленях по холодному песку, сворачивая тент. Рассветные тени уползали далеко вперед по ряби песка, оббегали черное пятнышко кострища, нетерпеливо тянулись за уползающей ночью. Собаченция инспектировала привыкшего к ней верблюда, пытаясь непременно подсунуться под копыто. Катрин привязывала чайник (который кофейник). Щелчки взводимых курков донеслись сквозь неровный шепот ветра — уж этот оружейный звук шпионка едва ли с чем могла спутать.

Вейль, устойчиво расставив ноги, целился сразу из двух пистолетов в затылки парочки наименее ценных участников экспедиции.

— Жак! — каркнула архе-зэка.

Даже головы не повернул, надежнее наводил оружие. Милосерден, сука.

Капрал и девчонка непонимающе начали оборачиваться. И эти тоже медленно соображают…

Шеф выстрелил.