— Да я верю и практически согласна. Но служба, — вздохнула архе-зэка и показала штуцером направление.

Бедуин ответил характерным жестом. Вот сколько на этой планете языков и народов, а обвинение в умственной несостоятельности все выражают вполне доходчиво.

— К чему пререкания? Они до добра не доводят. Туда, значит, туда.

Юнески упорствовал и не нашел ничего умнее, как схватиться за нож. Необдуманный поступок обошелся ему в отбитый прикладом локоть и лишение пояса. Поднимая пленника со связанными за спиной руками, Катрин печально пояснила собаченции:

— Вот всегда так. Был приличным человеком, погонщиком-профессионалом, а теперь… Пленник-лишенец. Разумнее сразу к консенсусу приходить, если тебе убийство оппонента не по силам. Верблюд, тебя лупить нужно?

Верблюд пошел сам. Ему, мозолистому, что: стихло и ладно, никаких суеверных предрассудков.

Шеф сидел у груды еще недавно живых камней, разглядывал останки скончавшегося врага. Мельком оценил пленников:

— Верблюд — это прекрасно. Одного нам должно хватить. С погонщиком, откровенно говоря, можно было и не церемониться.

— Нет уж, в верблюжьей сбруе я несведуща. Тут и горб, и иные технические особенности, это не по моей части.

— Со сбруей и навьючиванием я вполне справлюсь. Присмотрелся, а за двести лет здесь мало что изменилось, — пояснил Вейль. — Как думаете, чего собственно, хотел этот хрупкий монстр?

Бывшие археологи вновь принялись разглядывать камни.

— Мне кажется, он ничего уже не хотел. Он слишком древний, — пробормотала Катрин. — Но он был послан и сделал что мог. Они вас ненавидят, Вейль.

— ОН. Только ОН, мадам Кольт. Никто иной меня не интересует. И Он не ненавидит, он боится! — не скрывая торжества, поведал окончательно сбрендивший шеф. — Но я про иное спрашивал. В чем была цель крокодильчика?

— Если бы ему повезло, мог и попросту массой задавить. Но, полагаю, воздействовал на наших славных проводников. Стравить людей с людьми — самый практичный способ. Это уж неизменно. Теперь наши спутники или вернутся нас прирезать и забрать воду, или… В общем, кто-то умрет, что на пользу вашему оппоненту.

— Да, мысль вполне напрашивающаяся, — закивал Вейль. — Но бедуины могут и не вернуться. Я их немного знаю — пройти без верблюдов и запасов воды сотню километров эти дети пустыни вполне способны.

— С ними и наши арабы-кураторы. Они ведь не только из любезности нас сопровождали. Присматривали, жаждали перехватить куш, за которым мы идем. Они же вполне уверены в реальности сокровищ, не так ли?

— Вы ужасаете меня своей проницательностью, — заявил шеф, улыбаясь.

— Да что вы мне этак грубо льстите? Любой идиот, узнав, что пришлый гяур готов на что угодно, лишь бы попасть в конкретное место пустыни, подумает, что там спрятаны несметные сокровища.

— А вы что думаете?

— Ничего я не думаю. Мне не положено.

— Прекрасная жизненная позиция! Чувствуется армейская школа. Катрин, чем больше я вас знаю, тем искреннее уважаю.

— Правда? Я в полном восторге. Так ждем гостей? Полагаю, в темноте заявятся.

— Откуда мне знать? — шеф традиционно пожал плечами. — Надеюсь. Вдруг у них окажется еще пара верблюдов. А сейчас надо бы разобраться с остатками снаряжения и запасов. Вижу, наша преданная переводчица и ее любовник никуда не делись?

Анис и капрал (держащий мушкет наготове) бродили меж разрытого песка на месте лагеря. К каменной плоти павшего чудовища они благоразумно не рисковали приближаться.

— Куда же им деваться? Сто километров по пустыне без воды наши коллеги определенно не осилят. Шеф, нельзя ли не употреблять слово «любовник»? Оно здесь неуместно и отчасти оскорбительно, — намекнула архе-зэка.

— Простите, не имел в виду ничего дурного. Идите к ним, Катрин. Постарайтесь сохранить как можно больше воды. Провизии нам в любом случае должно хватить.

— Слушаюсь, босс, — Катрин направила верблюда и двуногого пленника к остаткам лагеря. Дикси засеменила, оббегая подконвойных сбоку и по-хозяйски поглядывая на их ноги.

— Собаке выдайте от меня что-то вкусненькое, — сказал вслед зоркий шеф. — Ее действия восхитили меня до глубины души. А крокодила немного жаль, не правда ли?

— Что его, каменюгу допотопного, жалеть? — проворчала Катрин.

Ей было жаль не только крокодила. Все складывалось на редкость неудачно. В пустыне даже шеф стал слегка похож на человека. Но дело приближалось к закономерному финалу и любые эмоции стоило отринуть.

[1]Очень местное название. На самом деле это Акация Радди (Acacia raddiana).

Глава 18

Последние шаги

девятнадцатое число месяца фрюктидора

Луна висит с краю мира, по пустыне бродят размытые тени начала ночи. Шатер, с отодранными с мясом и кое-как подвязанными растяжками, стоял кривовато, костерок горел тускло, но лучшего и не требовалось. Силуэты у огня угадываются — значит, в самый раз. Катрин лежала, укрывшись чужим бурнусом, смотрела в небо, временами ощупью поправляла костер. Взлетал поток мелких искры, звезд на мгновение становилось больше. Вот так рождаются и гаснут миры.

…— Не прийти они, — шепотом утверждает переводчица. — Трусливы, камня-зверя пугаться, а больше колдуна.

— Можно понять. Я как увидел крокодила, чуть штаны не испачкал. Но «трусливы» — это ты зря. Суеверны малость, верно. Но трусость — это иное. Трусости в бедуинах мало, а в тех двоих мамлюкских бандюгах еще меньше, — заверял капрал.

— Тогда где? Где бандит? — приглушенно вопрошает Анис.

— Не терпится? — усмехается Бомон. — Придут, никуда не денутся.

Болтунов от костра не видно, но разговор доставлял своей глубиной. Уже который круг нарезают «где? — придут — почему не идут?». Понятно, этим двоим просто приятно болтать с друг другом, а вот посторонним слушать заклинившую пластинку никакой радости. Впрочем, остальные участники интеллектуальной беседы настроены благожелательно: верблюд иногда булькает брюхом, шеф посапывает, пленник-бедуин, похоже, действительно уснул.

— Если ты все знать, то с какой стороны они нападать? — мурлыкает переводчица (можно поспорить, ее ладонь нежно сжата лапой глубоко республиканского вояки).

— С разных, Ани. В ночных нападениях самый хороший тон — окружать и наскакивать со всех сторон.

— Вот padly, — томно удивляется хитроумию бандитов безносая красавица.

Катрин вновь шевелит веткой-кочергой,