только для того, чтобы узнать секрет твоего долголетия, – усмехнулся Заганос, снова нарываясь на конфликт, но на этот раз ссоре помешал Мехмед. Призвав визирей к порядку, он произнес:

– Мы проверим слова этого неверного на деле и если они окажутся лживыми, я отправлю его обратно в Константинополь…

Мехмед помедлил.

– …прямиком из жерла его собственной пушки.

* * *

В начале декабря Мехмед вернулся в Эдирне со своей первой победой. Жители рукоплескали ему, как когда-то и его отцу, а гордые османские воины торжественным маршем шли по мощеным улицам, отзываясь дружным боевым кличем на рев ликующей толпы.

Впрочем, столь горячий прием нисколько не опьянил Мехмеда. Двигаясь по городским площадям в окружении великолепного эскорта, он оставался холоден как ледяная глыба, ибо хорошо знал цену ненависти и обожания толпы. Молодой султан не собирался наслаждаться заслуженным триумфом. Он уже обдумывал свою следующую цель, на пути к которой предстояло проделать еще очень большую работу. И Мехмед приступил к ней незамедлительно.

По окончании трехдневного праздника султан распорядился собрать со всех концов империи лучших инженеров, архитекторов, каменщиков и кузнецов, а также тысячи строителей для возведения новой крепости на берегах Босфора. В Галлиполи был направлен особый указ для Балтоглу с тем, чтобы флотоводец обеспечил бесперебойную поставку необходимых для строительства материалов по морю. Указ также требовал ускорить строительство новых кораблей, для охраны пролива.

Особое внимание Мехмед уделил снабжению и довольствию армии. За четыре месяца он проделал большую работу: обеспечил войска новым вооружением, повысил жалование регулярным полкам, увеличил численность некоторых корпусов.

С наступлением весны Мехмед уже перестал скрывать свои намерения и начал действовать открыто. По его приказу, греческое население ряда городов на реке Струма было изгнано из своих домов, а доходы от этих территорий, которые ранее шли в Константинополь на содержание принца Орхана, были конфискованы в пользу казны. Халиль пытался протестовать, но его доводы уже никто не слушал. Султан отдавал предпочтение своим любимцам – Заганосу и Шехабеддину, ярым сторонникам войны, чьи голоса на заседаниях дивана звучал все громче.

В начале марта Мехмед призвал к себе талантливого архитектора Мюслихиддина и предложил ему возглавить строительство крепости на Босфоре и спустя две недели группа османских инженеров отправилась изучать местность. Жители окрестных деревень с интересом наблюдали за работой османских землемеров, однако их настроение быстро поменялось, когда к берегу, один за другим стали причаливать транспортные баржи, груженные камнем, железом, древесиной и людьми. Всего за несколько дней окрестные холмы превратились в огромный муравейник, где жили и трудились множество рабочих.

Греки с ужасом глядели на то, как растаскиваются на камни их древние храмы и вырубаются вековые деревья. Многие бежали в Константинополь, надеясь укрыться за его могучими стенами, те же, кто остался, старались держаться как можно дальше от непредсказуемых пришельцев, которые, судя по всему, планировали обосноваться здесь надолго.

Император Константин, увидев, что творится на его землях, поспешил отправить к Мехмеду гонцов, упрекая султана в нарушении договора. Он напомнил, что султан Баязид, когда возводил свою крепость на Анатолийском берегу, обратился за разрешением к императору Мануилу, подобно тому, как отец обращается к сыну. Но ответ Мехмеда был категоричным.

– Вашему императору, – сообщил он послам, – принадлежит только то, что находится в черте Константинополя. За пределами города ему не принадлежит ничего. Если я желаю строить крепость в этом месте, никто не может оспаривать это право.

В качестве доказательства своих слов Мехмед на следующий же день покинул Эдирне, чтобы вместе со своей свитой наблюдать за грядущим строительством. К моменту его приезда Мюслихиддин уже достаточно хорошо изучил местность и представил молодому султану проект будущего сооружения. Он поражал своими масштабами, однако полностью отвечал амбициям и замыслам Мехмеда.

Желая лично наблюдать за ходом работ, султан повелел разбить свой шатер на одном из близлежащих холмов. Именно сюда в первых числах апреля прибыл очередной гонец из Константинополя с требованием немедленно прекратить возведение крепости, поскольку это наносит ущерб расположенным здесь христианским святыням.

– Если султан так нуждается в подобном сооружении, – произнес посол. – То, по согласованию с императором он может избрать другое, более приемлемое место.

Мехмед только ухмыльнулся, услышав требования посла. На этот раз его ответ был более доходчивым и резким:

– Пусть император не беспокоится о тех вопросах, которые его не касаются. Я положил начало этому строительству и не уйду, пока крепость не будет закончена. Таков мой ответ и если Константин будет впредь подсылать ко мне своих людей со столь оскорбительными требованиями, я прикажу заживо сдирать с них кожу.

Ошеломленный словами султана, греческий посол поспешил донести их до ушей своего владыки. С того дня посольства из Константинополя прекратились. Похоже, император, наконец, осознал всю тщетность попыток помешать строительству и, возможно, начал понимать сколь великая угроза нависла теперь над его городом.

Спустя несколько дней все приготовления были закончены.

15 апреля после утреней молитвы Мехмед торжественно заложил первый камень в основание будущей крепости. Затем по его приказу были заколоты десятки баранов, кровь которых добавили к строительному раствору. Полученной смесью скрепили первый ряд каменных блоков – это, согласно мнению султанского астролога, должно было принести удачу.

Тут же закипела грандиозная работа, в которую были вовлечены тысячи людей – каменщики, кузнецы, плотники, инженеры, архитекторы, а также солдаты, которые внимательно следили за дисциплиной.

Каждый человек на стройке знал свои обязанности и нес личную ответственность за их исполнение. Этому способствовала эффективная система наказаний и поощрений, разработанная лично Мехмедом. За не вовремя сданный участок стены, каменщика ожидало суровое наказание: его били розгами, лишали довольствия, либо с позором изгоняли, а за саботаж работ можно было запросто угодить под топор палача. В то же время тех, кто работал усердно, султан вознаграждал и ставил в пример другим.

Не сидели без дела и вельможи, каждому из которых был поручен контроль над определенным участком крепости. Наибольшая ответственность легла на плечи главных визирей: Халиля, Заганоса, Шехабеддина и Саруджи. Им было велено возвести четыре орудийные башни – главный элемент будущей крепости. Визири принялись выполнять эту задачу с необычайным рвением – каждый из них желал опередить своих соперников и предстать в глазах повелителя в наиболее выгодном свете. Мехмед воспользовался этим и результат оправдал ожидания – орудийные башни росли как грибы после дождя, а вместе с ними прорисовывался облик будущей крепости, круто спускающейся с фракийских холмов к синим водам пролива.

В середине мая начал свою работу и венгерский оружейник Урбан. В огромных передвижных кузнях он занимался отливкой орудий для будущей крепости. Султан, желая