Глаза Боналя сузились.

– Сквозь караульную будку никто не проходил.

Видаль всплеснул руками:

– Где же она? Мы должны ее найти.

– Сие мне неведомо, монсеньор. Но могу сообщить вам печальную весть. Поль Кордье по пути домой оступился в темноте и упал. Он едва ли поправится.

Видаль кивнул; на него накатила новая волна тошноты, и он пошатнулся. Бональ успел подхватить хозяина в самый последний момент.

– Что-то случилось, монсеньор? Вам нехорошо?

– Я… она… – Он выпрямился. – Разыщи капитана. Мне нужен доступ в темницу.

– Думаю, мне сейчас не стоит оставлять вас одно…

– Ступай! – рявкнул Видаль, и его голос эхом разнесся над тихим двором.

Бональ коротко поклонился и собрался идти, но в этот момент какая-то перепалка у ворот заставила обоих обернуться.

– Нет, мадам, – твердил караульный. – Прошу прощения. Вы не можете войти без разрешения. Моя госпожа не дозволяет…

Видаль нахмурился, пытаясь сфокусировать взгляд на приземистой даме, пытающейся прорваться во двор. Дама казалась ему смутно знакомой, но он никак не ожидал увидеть ее здесь и потому не вполне верил своим глазам. На лице Боналя отразилось точно такое же замешательство.

– Прошу простить меня, монсеньор, но разве это не супруга месье Буссе?

Сальвадора Буссе не любила появляться без объявления.

В Тулузе все полагалось делать строго определенным образом, и она изо всех сил старалась не допускать промахов. Женам других секретарей городской управы только дай повод кого-нибудь осудить, а ее муж очень сердился, когда она его позорила. Но сейчас обстоятельства были необычными. Мадам Буссе отбросила все сомнения прочь и, не обращая внимания на протесты караульного, решительно прошествовала во двор и зашагала по направлению к цитадели.

Лишь тогда она осознала, что во дворе кто-то есть. Это были двое мужчин, стоявшие вплотную друг к другу. Она нахмурилась, но потом разглядела на одном алую сутану священника и воспрянула духом.

Радость ее, впрочем, была недолгой. Может, в его облачении и не было ничего примечательного, но волосы выдавали его с головой. Угольно-черные с белоснежной прядью. Земля ушла у Сальвадоры из-под ног. Неужели о ее побеге стало известно и ее муж послал монсеньора Валентина вернуть ее домой?

Но откуда он узнал, что она здесь? Это было совершенно невозможно.

Впрочем, неделя путешествия в обществе племянника не прошла для нее даром. Сальвадора вскинула подбородок. Она как-нибудь выкрутится.

– Монсеньор Валентин, – произнесла она светским тоном. – Какая неожиданность встретить вас здесь, и притом неожиданность приятная! Вы тоже решили нанести визит госпоже де Брюйер?

К ее изумлению, в глазах священника промелькнула неприкрытая паника, хотя он быстро взял себя в руки.

– Рад вас видеть, мадам Буссе. Как вы справедливо заметили, это в высшей степени приятная неожиданность. – Он бросил взгляд поверх ее головы. – А ваш досточтимый супруг? Месье Буссе тоже вас сопровождает?

– Нет, – ответила она, не моргнув даже глазом. – Он всегда печется о моем благополучии, поэтому решил, что, пока ситуация в Тулузе не разрешится, в Пивере мне будет безопасней. А вы, монсеньор Валентин? Вы тоже пережидаете беспорядки?

– Отнюдь. Хозяйка замка совсем недавно овдовела, – пояснил он. – Сейчас, когда ее дитя может появиться на свет в любую минуту, ей необходимо присутствие рядом духовного наставника.

Мадам Буссе склонила голову:

– Разумеется. Как это великодушно с вашей стороны проделать такой долгий путь, чтобы исполнить свои обязанности. Неудивительно, что мой супруг столь высоко о вас отзывается.

Они обменялись взглядами и неискренне улыбнулись друг другу. Эта неловкая сцена была прервана возвращением его слуги, который с появлением Сальвадоры куда-то скрылся, а теперь вновь возник за плечом у своего хозяина и что-то прошептал ему на ухо.

Глаза Видаля расширились.

– Что ты сказал?

– Похоже, лес горит, – повторил Бональ, на этот раз не потрудившись даже понизить голос. – А нянька утверждает, что леди Бланш еще до рассвета увела девочку в том направлении.

Сопровождаемая с обеих сторон солдатами, Мину шла через лес. До нее доносились треск и шипение горящих зеленых ветвей. Едкий дым, похожий на черный туман, зловещими щупальцами стелился между деревьями.

Мину вышла на поляну и остановилась.

Смысл зрелища, открывшегося ее глазам, стал понятен не сразу. Оно была как живописное полотно, искусно выстроенная живая картина, где буквально все – и свет, и краски, и композиция – говорило о мастерстве художника. Утреннее солнце просачивалось сквозь свежую весеннюю листву, играя всеми оттенками желтой, зеленой и серебряной палитры. На дальней стороне поляны, точно часовые на границе, высились в ряд буковые и ольховые деревья. За ними темнели шершавые коричневые стволы хвойного леса.

Мину подняла перед собой связанные руки, чтобы защитить лицо от жара.

В центре поляны пылал костер. Разведенный в чреве огромного трухлявого пня с узловатыми, точно старческие пальцы, корнями, он малиново рдел в выкрошившейся сердцевине, в то время как снаружи древесина уже успела обуглиться дочерна. Поверх были навалены сучья и какие-то нарубленные на куски старые бревна и доски. Юркие язычки пламени уже лизали их, пробиваясь сквозь просветы.

Потом до Мину донеслось пение.

Эти слова повторялись снова и снова – боевой гимн, на устах с которым, как говорили, крестоносцы убивали катаров в Безье и Ситэ. «О, Сотворитель Дух, приди и души верных посети».

Несмотря на исходивший от огня жар, Мину пробрала дрожь. Она оглянулась на солдат, стоявших по бокам от нее, потом увидела вбитый в землю деревянный столб. И хотя у нее не укладывалось в голове, как нечто подобное может происходить наяву – майским утром, в Пивере! – она поняла, что готовится сожжение.

В сотне шагов к северу от поляны в подлеске притаились двое мужчин и мальчик.

– Кому и зачем вообще могло прийти в голову развести здесь костер? – пробормотал Беранже. – Если ветер переменится, заполыхает весь лес. Он же сухой, как трут.

– Вы что-нибудь там видите? – прошептал Эмерик.

– Да ничего толком. Слишком густой дым.

– Кто-то поет.

– Я тоже это слышу, – подал голос Пит.

Порыв ветра донес до них чей-то пронзительный голос, перекрывавший треск огня. Он на мгновение разогнал клочья дыма, и их взглядам открылась поляна.

– Постойте, я кого-то вижу, – бросил Пит. – Кажется, это священник. В белом одеянии. Может, это какая-то специальная служба по случаю Пятидесятницы? Что скажешь, Беранже? Может это быть какой-нибудь древний обряд, который до сих пор соблюдают здесь, в горах?