– Я не видел, как он уходил, но готов поспорить, что он пошел в замок, – сказал Ашиль Лизье, пробудившись ото сна. – Этому малому вчера пришлось очень не по вкусу то, что его оставили тут. Да он этого и не скрывал.

– Вот неуемный мальчишка, – покачала головой Сальвадора Буссе.

Она внимательнейшим образом прислушивалась ко всему, что накануне вечером обсуждали Сесиль Нубель, Беранже и Гильом Лизье, и по зрелом размышлении пришла к заключению, что они слишком уж спешат предположить самое худшее. Факты противоречат их трактовке ситуации. Бланш де Брюйер – истая и ревностная католичка, в этом они все сходятся. У нее даже есть свой личный духовник. Она покровительствует церквям в Пивере и других окрестных деревушках и широко известна своими благодеяниями. Бланш – дворянка, владелица большого и богатого поместья, которая в ближайшие несколько недель ожидает появления своего первенца. В свете всех этих соображений мадам Буссе трудно было представить, чтобы она была причастна к похищению ребенка и заключению Бернара Жубера. Ее зять – человек тихий и скромный, книготорговец и – несмотря на прискорбную неразборчивость в продаваемых книгах – добропорядочный католик.

– Лизье, – заявила она, – я намерена отправиться в замок и лично засвидетельствовать госпоже де Брюйер мое почтение. Я уверена, что это все какое-то недоразумение, которое в два счета разрешится.

Лизье нахмурился, разрываясь между почтительностью и здравым смыслом.

– Прошу меня простить, мадама, но разумно ли это? Сесиль Кордье была…

– Мадам Нубель – прекрасная женщина, – оборвала его Сальвадора. – Без сомнения, она полагает свои опасения обоснованными. Но Алис моя племянница. И если, как вы предполагаете, мой племянник Эмерик взял на себя смелость отправиться в замок, я должна присоединиться к ним.

– Но…

– Будьте так добры, договоритесь обо всем.

Лизье неохотно поспешил в деревню. Четверть часа спустя заспанный конюх был поднят с постели и отправлен запрягать лошадь. Когда над дальними холмами поднялось солнце и озарило долину, а церковный колокол пробил шесть часов, повозка уже катилась по дороге в направлении замка.

– Лишь в огне можем мы найти искупление и очищение, – произнесла Бланш, подталкивая Алис вперед острием ножа. – Все мы грешники. Падшие души, отравленные дьявольской скверной. Но мы еще можем быть спасены. Огненные палаты, хотя гугеноты и осуждают их, – воистину прекрасный дар. Это единственный способ избавить тех, кто отвернулся от Господа и от спасения, от вечных мук ереси.

Алис молча шла, склонив голову, хотя глаза ее метались из стороны в сторону. Веревка, накинутая на ее шею, не была затянута, и она подумала, что, если улучить момент и застать Бланш врасплох, возможно, у нее получится вырвать другой конец аркана из рук хозяйки замка и убежать в лес.

Но если ей удастся сбежать, а окажется, что Мину все-таки ее ждет, что тогда будет?

– Лишь огонь может искоренить грех, – бормотала Бланш, точно разговаривая сама с собой. – Зло будет повержено, и Царство Божие на земле вновь очистится от скверны. Мы изгоним их – еретиков, богохульников и тех, кто попирает Его законы.

Алис решила, что Бланш спятила. Настроение ее менялось от экзальтации в один миг до страдания в следующий. Она то и дело возводила глаза к небу, обращаясь с речами к облакам, в точности как бедняга Шарль Санчес в Каркасоне.

Они вышли из тени замка и очутились посреди великолепия утра. Солнце уже начинало понемногу окрашивать долину золотом.

– Вы сказали, Мину будет ждать меня здесь, – подала голос Алис.

– Ее уже ведут. – Бланш подтолкнула девочку вперед. – Она будет так рада тебя видеть. Там, в вечной жизни, вы сможете никогда больше не разлучаться.

Проснувшись, Видаль обнаружил, что в постели один, а Бланш нигде нет.

Он поспешно уселся, отчего голова у него немедленно пошла кругом. Со дна желудка, словно вода сквозь пробоину в днище лодки, хлынула волна тошноты. Когда комната вокруг него наконец перестала вращаться, он взял стоящий у постели кубок и осторожно понюхал остатки вина. Все его тело было словно налито свинцовой тяжестью, руки и ноги казались странно чужими.

Неужели его опоили?

Видаль спустил ноги с края постели. Это движение отозвалось новой волной головокружения. Словно расплавленное железо текло в его венах вместо крови, и, подобно старому раненому животному, он с трудом мог шевелиться.

Священник медленно поднялся. Его сутана и серебряное распятие валялись на полу там, где она сорвала их с него в пылу грешной страсти, бросившей их в объятия друг друга. Он с облегчением заметил, что ее черное платье висит на обратной стороне двери. Наверное, Бланш просто отправилась принять ванну. Потом он обнаружил, что ее белая нижняя юбка и резные четки, с которыми она никогда не расставалась, исчезли. Наклонившись поднять с пола распятие, он увидел, что и туфлей ее тоже нет.

Неужели Бланш отправилась в темницу без него? Только бы это было не так! Ее поведение становилось все более и более пугающим. Неуправляемым. В одну минуту ее охватывала глубочайшая меланхолия, а в следующую же – экстаз равной силы. Может, это младенец так на нее действует? Если так, придет ли она в себя после того, как разрешится от бремени, или эти перемены уже навсегда?

Нет, их роману следует положить конец. Ему надо позаботиться о том, чтобы уехать подальше от нее и от Пивера. Он и так собирался отправиться на север, в Тарн, прежде чем возвращаться в Тулузу. Это было лишнее подтверждение тому, что решение было верное.

Одевшись, Видаль спустился по винтовой лестнице вниз и принялся заглядывать во все комнаты подряд в поисках Бланш.

– Госпожа де Брюйер? Бланш? Вы тут?

Ее не было ни на хорах, ни в часовне.

Он спустился еще на этаж ниже и вышел во двор как раз тогда, когда колокола деревенской церкви отбили половинный час. Сколько же времени? Судя по свету, между шестью и семью утра? На траве поблескивала роса, но солнце уже золотило вершины башен.

Видаль зашел в старый дом. Слуги с поклонами поспешили убраться с его пути. Через ступеньку взбежав по лестнице, несмотря на то что мышцы по-прежнему отказывались ему повиноваться, он ворвался в комнату, где держали девочку.

В кресле никого не было. На полу валялись перерезанные веревки.

На него накатила паника, и он, пытаясь бежать, вернулся обратно. Он с горем пополам доковылял с верхнего двора до нижнего и направлялся в башню Боссю, когда к нему подлетел запыхавшийся Бональ:

– Монсеньор, я не ожидал так рано вас увидеть.

– Который теперь час?

– Часы только что пробили половину седьмого.

– Ты не видел госпожу Бланш?

– Я думал, она с ва… – начал было тот, но вовремя спохватился. – Я думал, она в своей опочивальне, монсеньор.

– Она там была, но сейчас ее там нет. И девочка тоже исчезла.